…представил со сцены свою новую песню
Место действия – Украина.
Пожары над страной все выше, жарче, веселее,
Их отблески плясали – два притопа, три прихлопа,
Но вот Судьба и Время пересели на коней,
А там – в галоп, под пули в лоб,
И мир ударило в озноб от этого галопа.
Парадоксальная братоубийственная война – черная дыра, всосавшая 3000 человеческих жизней.
«А там – в галоп, под пули в лоб, и мир ударило в озноб от этого галопа», задолго до этих событий пропел Владимир Высоцкий. «Место действия – Украина». Как он мог предвидеть?!
Самые кровавые войны в истории человечества происходят в результате призыва к справедливости. И, как ни парадоксально, по обеим сторонам баррикад это звучит под знаком любви к своему Отечеству. Но совершенно чистой и незапятнанной во все времена остается любовь материнская. Таким примером в книге является любовь Евы к своему сыну Николаю. Она, не задумываясь, рискует своей жизнью и побеждает. В поисках сына Ева передвигается по этой огнедышащей лаве войне: самолетом, поездом, морем на корабле, в кузове старой грузовой полуторки. Ночует в доме с разрушенной снарядом крышей, чистит картошку на блокпостах и, в конце концов, находит своего Николая с простреленными ногами и сохраняет ему жизнь.
Самолет Нью-Йорк – Киев приземлился в полдень. Никто не аплодировал. Люди были напуганы происходящим на юго-востоке Украины, и многие решили, что сбитых самолетов достаточно. Как говорится, в одну воронку два раза не попадает. Еве предстояла дальняя дорога во Львов. Поезд из Киева отправлялся в 20.44, и можно было успеть прогуляться по городу, взглянуть на Майдан. «Как быстро все изменилось. И люди вокруг вроде уже другие».
– Вы будете проходить? – спросила женщина, вплотную приблизившись сзади и упираясь сумкой в спину Евы. Она вспомнила, как в Нью-Йорке ей пришлось стоять в очереди в одном из иммиграционных офисов. Там она не коснулась женщины, но подошла очень близко к этой афроамериканке. И получила, как удар по голове, уничтожающий взгляд. В нем были одновременно и злость, и ненависть, и безразличие. С тех пор она установила для себя дистанцию: не ближе вытянутой руки. А тут вдруг – сумка в бок! «Приехали!» – подумала Ева и, подхватив ручную кладь, поторопилась к выходу. Присоединилась к толпе, молча ожидая автобуса…
…В ожидании багажа услышала не совсем правильную украинскую речь. Ева точно не могла определить, к какому региону относится говор, поскольку сама уже отвыкла от чистого украинского.
– І де ви здобули телегу?1 – спросила ее рядом стоящая женщина.
Ева задумалась: а как же правильно назвать эту тележку на родном языке? Они стояли, как поездной состав, при входе и, казалось, были доступны. Но – увы! – необходимо было оплатить сию роскошь. «Слава Богу, они хоть в наличии», – подумала Ева, у которой уже возникали проблемы из-за отсутствия тележек, когда она улетала в последний раз.
Носильщик стоил дорого, а у нее столько багажа! И самое главное – ее творчество, ее душа – петриковская живопись. Еве в свое время пророчили большое будущее, педагоги нахваливали. Выставки в столице, хвалебные статьи в местной и даже международной прессе. Затем несколько картин купили. Но эти деньги не кормили. В надежде приобрести известность и прокормить семью она одолжила энную сумму, купила билет и улетела в Америку. И тут случилось то, чего она никак не предполагала. Петриковская живопись с ее неповторимым национальным колоритом оказалась здесь никому не нужна. Даже ярые украинские националисты подчас не знали, что это такое. Ей пришлось просто раздаривать незнакомым людям все, что она привезла с собой, и то, что начала писать тут, в Америке.
«Красиво, – говорили они, – напоминает Украину». В ответ Ева получала нищенское пожертвование… Надо было что-то делать. Во Львове остались мать и двое сыновей. Старшему, Николаю, на момент ее отъезда было 16, младшему, Иванко (звали его на украинский манер), – четыре. Он был настолько хорош, что влюблял в себя при первой же встрече. Он и сейчас стоял у нее перед глазами…
– Пані, паспорт, please2.
Только сейчас она заметила, что стоит перед окном миграционного контроля. Но все, что видела перед собой, – милое детское личико маленького Иванки.
– Вибачте3, – ответила она и стала копошиться в своей сумке.
Со старшим, Николаем, было проще. Но тревожнее. Он часто замыкался в себе, был под влиянием друзей. В период детства, как и многих его сверстников, национальная идеология мальчика не волновала. «Но все может измениться в один день», – предупреждала Еву мать, наполовину русская, наполовину украинка. А сколько мама пережила! Были поляки, немцы, коммунисты, голодомор… Все прошло.
«Боже мой, моя Украина!» – думала Ева, вглядываясь в типично украинское лицо девушки-служащей. Любовь к родной земле переполняла ее с каждым прожитым годом все больше и больше. Даже потеря любимого человека не сломила. В 2005 году отец двоих ее сыновей в результате аварии под Ивано-Франковском отравился белым фосфором и умер в больнице. Не случись этого, никогда бы она не уехала на заработки в Америку. Рана уже почти зажила. А теперь вот другая: пожар в Украине. Заполыхал Майдан! Мама пишет, что с детьми все хорошо, но она явно чего-то не договаривает. Нужно скорее домой.
«Вот погуляю по Киеву, проведаю Майдан, зайду в Лавру, а вдруг еще висят там мои работы…» Она села в автобус, идущий на ж/д вокзал, где можно было оставить вещи в камере хранения. Уже сидя в автобусе стала рассматривать людей и заметила озабоченность на лицах. Исчезла праздность, все одеты в темное, задумчивы и молчаливы.
Рядом с ней несколько человек на украинском обсуждали события на юго-востоке Украины. Ева ощутила, что это не дом, не ее любимый город Львов с характерным мягким акцентом. Тут еще была Россия, которая незримо присутствовала даже в родном украинском языке.
Железнодорожный вокзал, как в старые добрые времена, был переполнен: все куда-то спешили. «Неужели уже тут начинается Майдан?» – подумала Ева. Помимо милиции было очень много добровольческих патрулей. Еве показалось, что они обращают больше внимания на русскоговорящих, чем на украиноязычных. Какой-то Правый сектор… Национальная гвардия… Все это напоминало ей воинственные немецкие названия из к/ф «Семнадцать мгновений весны». И вот она уже на Крещатике. Такого Ева не ожидала… Разобранная брусчатка, обгоревшее здание в самом центре, обросшие грязью и мусором люди, сидящие среди этой экзотики. Они вроде бы казались своими и, в то же
время, походили на ряженых.
– Пані, заходьте до нас
