Станислав Ведринцев - Позывной «ПОЭТ»

Запекалась душа на войне

Раскалённою до бела печью.

В поглощающем судьбы огне

Выжигалась вся суть человечья.

Добродетель горя изнутри,

Покрывалась обугленной коркой,

А от жалости только угли

Оставались насыпанной горкой.

От надежды лишь чёрная гарь

Плотным слоем на сердце лежала.

И войны прокопчённая марь

Едким дымом любовь отравляла.

Только вера спасала меня!

Благодатным дождём проливала,

Душу жгущее, пламя огня,

Что меня озвереть заставляло…

Война, взяв молот кузнеца,

Под молот тот кладёт не сталь,

А неокрепшие сердца

Людей, которых ей не жаль.

Под молот стар идёт и млад.

Как в жерле огненном печи,

Из слабых делая булат,

Война куёт их как мечи.

В железный встраивая строй,

Из тел сшивая монолит,

Отправив в жар передовой,

Война их кровью закалит.

И те уже, как сталь, сердца:

Из чёрных рук войны возьмут,

Тот самый молот кузнеца,

И всё вокруг перекуют…

Свой первый бой я принял дома.

И сразу в жар передовой.

Я ухожу! – звучало громом.

С родными был мой первый бой.

Я ухожу! – как взрыв снаряда.

Осколком душу посекло.

Я ухожу! – для тех кто рядом -

Сердец разбитое стекло.

Ты не суди, родная, строго.

Я всей душой своей клянусь!

Перед тобой и перед Богом:

Я ухожу, но я вернусь!

Потом огнём душевной боли

Миг расставанья краткий был.

И мне едва хватало воли.

Родным едва хватало сил.

И понял я, чтобы вернуться,

Я должен буду клятву дать.

Слова мои пусть отзовутся

В душе у тех, кто будет ждать.

Ты не суди, родная, строго.

Я всей душой своей клянусь!

Перед тобой и перед Богом:

Я ухожу, но я вернусь!

Помолись за меня Богородица!

Перед Сыном своим помолись.

Там с Тобой теперь Господу молятся,

Те кто рядом со мной не сдались.

Мне не страшно за них, Матерь Божия,

Они знаю уже все в раю.

Только я лишь пока у подножия,

Как с иконой с гранатой стою.

Окружили меня волки серые.

Слышу смерти проклятой шаги.

Укрепи Богородица веру мне,

В час предсмертный прошу помоги.

Пусть не спас свою жизнь горемычную,

Дай хотя бы мне душу спасти.

Подпущу я волков, чтобы лично мне

Их побольше с собой унести…

Холодной осенью промозглой,

В её кусающих ветрах,

Мы грызли землю, мокли, мёрзли,

Нас мучил голод, жажда, страх.

Мы поначалу растерялись:

– А может зря всё? Ни к чему?

Зачем с родными мы расстались?

Зачем? За что? И почему?

Нас рвали мины и снаряды,

Нас пули сотнями секли,

И те, кто был в начале рядом,

Давно уж кровью истекли?

Но вот нам стоило вернуться,

Родных увидеть и обнять,

А детям нам лишь улыбнутся,

Так сразу всё смогли понять!

Ведь мы за это и воюем:

За детский смех, накрытый стол,

Объятья, слёзы, поцелуи,

За тех, кто с нами не пришёл.

За память предков, их могилы,

За крест поруганный, за честь,

За тех, кто будет, тех. кто были,

За тех, кто рядом с нами есть…

Я научился жизнь любить,

Вдыхая смерти горький запах.

Когда в своих тяжёлых лапах

Меня пытаясь задушить,

Смерть в грязь лицом меня курнала,

Льдом выжигала изнутри,

Кричала в уши мне: – Умри!!!

И лучших рядом забирала.

А я лишь: – Господи спаси!

Твердил кровавыми губами,

Над свежесбитыми гробами.

И не сойти с ума просил…

Мы вдоль посадки, под обстрелом,

Отходим в тыл с передовой.

Над нами будто плачет небо,

Дождь не стихает проливной.

Мы вышли в полном мраке к полю:

Почти на ощупь, наугад.

Как звери вырвались на волю,

Покинув тот кромешный ад!

За полем этим ждёт спасенье,

Но как, то поле перейти?

Давно здесь хлеб уже не сеют.

Кругом всё в минах. Не пройти.

Лишь тропкой узкой путь проложен,

А, где ж её во тьме сыскать?

Но к счастью всё есть в руце Божьей!

И он явил нам благодать.

Безмолвно тучи отступили

И вышла полная Луна.

Следы на поле проступили:

– Да вот же тропка! Вот она!

Мы потянулись змейкой тонкой

По той спасительной тропе.

Сегодня смерть прошла сторонкой.

Спасибо Богу – вышли все…

Солнца луч знаменьем Божьим

Вниз по крыше соскользнул,

В дом напротив, осторожно,

Сквозь окошко заглянул.

Белым всполохом блеснула

Искра яркого огня.

В голове моей мелькнуло:

– Под прицелом, значит, я!

Лишь мгновенье разделило

Жизнь и смерть между собой.

Выстрел. Пуля угодила

В штукатурку надо мной.

Бог отвёл. Успел. Пригнулся.

Спас меня тот солнца луч,

Что к прицелу прикоснулся

Дланью Божьей из-за туч…

Холод тело пробирает,

А костёр не развести.

Души наши вымерзают.

Многих даже не спасти.

В тесноте живя окопа:

Бог и я – наедине.

Дождь библейского потопа

Заливает сердце мне.

Рядом поле – жатвы жаждет,

Но увы не в этот раз.

Здесь под смертью ходит каждый.

Здесь. Сегодня. И сейчас.

Встреча первая с войною,

Не по книжкам – на Яву.

Всё как будто не со мною:

– Жив ли? Умер? – Не пойму!

Стороной проходит время -

На войне часы стоят.

Тянет каждый это бремя

Тот, кто даже не солдат.

В тесноте живя окопа

Бог и я – наедине.

Слышу смерти громкий топот!

Я надеюсь – не ко мне…

Я в первый раз не испугался,

Когда меня лизнула смерть.

Я на ногах стоять остался,

А надо мной ещё свистеть,

Осколки звонко продолжали.

Потом за вспышкой сразу взрыв!

Снаряды рядом землю рвали,

Но Богородица укрыв

Меня своими покровами,

Тогда от смерти отвела.

Смерть лишь ударила камнями

И стороною обошла....

Бушует март! Ветра пронзают

Меня промёрзшего, насквозь.

Пусть солнце в полдень и пылает,

Но холод в сердце просит слёз.

Увы весна мне не приносит

Былого буйства ярких чувств.

Душа израненная просит,

Мольбой сухих, дрожащих уст,

У матерей седых прощенья:

За то что жив, а братья – нет!

Бушует – первенец весенний,

В душе оставив рваный след…

Немело сердце от войны,

Лишь нервы ею оголялись.

От вечной сырости и тьмы

Мы в близоруких превращались.

Все разговоры об одном:

Кто жив, кто умер, а кто предал…

Полуживые – но живëм!

Ведь каждый что-то не доделал…

Смерть с недовольною ухмылкой

Вдруг заглянула мне в глаза.

Взглянула сверху и с затылка.

Но не дают ей Небеса,

Как лëд, холодными руками

Мне горло наскоро обжечь.

Она ж, в отместку, душу ранит,

Друзьям сказав под пули лечь…

С кровью и потом,

С запахом гнили,

С горечью рвоты,

Словно в могиле,

Лëжа в окопе глубоком, на дне,

Телом своим прижимаюсь к земле.

Сверху звенит сто двадцатая смерть.

Господи Боже не дай умереть!

Дома остались жена с дочерьми,

Мама с отцом, все родные мои.

Я ж не успел, что люблю им сказать!

Значит ещё не пора умирать…

А сколько стоит детский плач?

А есть цена у этой боли?

Я не про: "в речке тонет мяч."

Не про конфеты. Про – другое.

Про то, как слёзы льёт малыш,

Глаза у мамы открывая,

И говорит: "Ну, что ты спишь?

Давай скорее поиграем!"

Когда не внятные слова

Читают детям в похоронке:

"Ушёл ваш папа навсегда…"

И плачут горестно в сторонке.