– Здравствуйте, – промямлил чей-то тоненький испуганно-дрожащий голосок.
– Ну, – поднял голову Тимофей Петрович.
– А вы директор музея? – хлопала ресницами худенькая белобрысая девчонка с лицом испуганной мышки, на котором, верно по какой-то дикой случайности, красовались огромные глаза цвета болотной тины.
– Ну…
– Меня на практику сюда из колледжа культуры прислали.
– Какую ещё практику? – Тимофей Петрович поправил заляпанный краской берет и поскрёб ногтями самый верх лба.
Тимофей Петрович работал директором районного краеведческого музея, и терпеть не мог людской суеты. Когда-то его люди чем-то очень обидели, и, хотя это было давно, он даже забыл причину той обиды, но всё равно людей на дух плохо переносил. Больше всего директор не любил посетителей, которые мешали ему разглядывать старинные вещи и думать. О чём думал Тимофей Петрович – не знал никто, потому как разговоры для него были хуже горькой редьки. Наверное, именно поэтому в музее, кроме директора, не работало ни одного сотрудника. Тимофей Петрович в одном лице был: и директор, и бухгалтер, и сторож, и истопник, и экскурсовод. Любую работу Тимофей Петрович делал старательно и даже с удовольствием, вот только после экскурсий у него часто прихватывало сердце. Посетители в музей приходили редко. Лишь учитель истории Кикин (и давний недруг Тимофея Петровича) по два раза в неделю приводил в музей галдящую толпу юнных обормотов. Специально приводил, чтобы насладиться мучением несчастного экскурсовода.
– Гнида! – тихо сказал директор, вспомнив недруга. – Хораг доморощенный! Как таких подлецов земля только носит?!
А вот летом в музее благодать – никого целыми днями. И вдруг – девчонка эта! Стоит да глазищами хлопает. Не было печали…
– На два месяца, – лепетала практикантка. – Вот у меня и задание на практику: изучение творчества художника Бокина.
– А чего его изучать? – буркнул директор. – Не помер он ещё, вот помрёт, тогда и приходи. А сейчас – иди… Нечего тут…
– Как это иди? – девчонка вцепилась тоненькими пальцами в край стола. – Мне в отделе культуры района велели здесь в музее работать…
– Дураки они там все, в отделе этом, вот и велели, – нахмурился Тимофей Петрович. – Культура, едрёна мышь… Иди… Не до тебя сейчас…
Практикантка не сдвинулась с места, глаз её затуманились, потемнели. И слеза покатилась по бледной покрывшейся красными пятнами щеке.
– Иди! – рявкнул директор страшным голосом, каким привык орать приказ «Руками не трогать!», пресекая порчу музейного имущества очередным шаловливым сорванцом.
Девчонка убежала. Тимофей Петрович облегчённо вздохнул, потёр ладонью грудь и продолжил чистить наждачной бумагой кость какого-то древнего животного.
На следующий день в музей пришёл участковый Клопов.
– Петрович, – спросил он, утирая серым носовым платком пот со лба, – к тебе вчера практикантка приходила?
– Приходила, – отозвался Тимофей Петрович, показывая всем своим видом абсолютное отсутствие желания разговаривать.
– И где она? – милиционер убрал платок в карман и стал разглядывать портрет старика во фраке. Этот портрет достался музею после смерти председателя месткома фабрики валеной обуви, некогда служившего управлящим у одного из здешних помещиков.
– Кто?
– Практикантка.
– А я откуда знаю? – пожал плечами директор музея. – Она как пришла, так и ушла… Дома, поди…
– Не приходила она домой, – милиционер почесал спину. – Продавщица соседнего магазина видела, как она к тебе входила, а вот как выходила – никто не видел. Где девчонка?
– Не знаю.
– Показывай подвал!
– Это ещё зачем?
– Показывай, тебе говорят! – участковый хлопнул себя ладонью по тому месту, где у офицеров обычно висит кобура, давая понять этим жестом всю серьёзность своих намерений. – Слухи ходят нехорошие в городе о музее твоём…
– Какие ещё слухи? – исподлобья глянул на участкового директор. – Мне скрывать нечего. Пошли.
Музей находился в старом доме купца самой средней руки даже по масштабам заштатного города. Но был в доме и подвал, где раньше хранились непроданные товары, а теперь экспонаты музейного фонда. Участковый внимательно осмотрел лестницу, пол, ящики и разочарованно вздохнул. Он, видимо, ожидал здесь найти следы тяжкого преступления, а обнаружил только паутину, пыль и следы мышиной жизнедеятельности.
Милиционер ушёл, а директор возвратился к своему столу и продолжил чистить полировальной пастой старинный меч. И чистил до тех пор, пока не услышал чей-то вздох.
