Отто открыл глаза. Он лежал в незнакомой комнате, по виду – больничной палате. Высокий белый потолок. Белые стены. Белая дверь в дальнем конце. Слабый запах лизола. Приглушенный свет, льющийся откуда-то сбоку.
Ему хотелось пить. Во рту пересохло, шершавый язык царапал нёбо. Должно быть, он не пил уже очень давно.
Отто осторожно повернул голову, которая показалась ему чужой – как и все тело, накрытое простыней до середины груди. Внезапно его охватил страх: а если он парализован?
Путаясь в простыне, Отто выпростал обе руки и облегченно перевел дух. Потом пошевелил ногами.
Страх отступил, осталось только удивление.
Справа от кровати находилась панель с кнопкой вызова медперсонала. Отто нажал на нее, потом еще раз, и еще.
Ничего не происходило.
Он уже хотел встать и отправиться на поиски того, кто прояснит ситуацию, когда дверь внезапно открылась и вошла медсестра.
В первую секунду Отто не узнал ее. Миниатюрная темноволосая женщина в белом халате подошла к монитору с физиологическими показателями пациента и вгляделась в разноцветные зубчатые линии, набегающие одна на другую. Почувствовав на себе взгляд Отто, она обернулась и охнула.
– Уна? – удивился он.
– Ты очнулся! Отто, милый…
– Можно воды?
– Сейчас принесу! – Уна метнулась к двери.
– Подожди.
Она остановилась и обернулась. Отто озадачило выражение ее лица: испуганное и виноватое.
– Почему ты в униформе?
– Я здесь работаю.
– Работаешь в больнице? Ты же не выносишь вида крови! Ты падала в обморок всякий раз, когда приходилось обрабатывать разбитые коленки Агнес.
– Так получилось… Я сейчас вернусь.
Отто обессиленно откинулся на подушку. Он чувствовал ужасную слабость, голова кружилась.
Изумление его всё возрастало.
Что с ним стряслось? Он ничего не помнил – абсолютно ничего. Должно быть, он пробыл здесь довольно долго, раз Уна за это время успела переквалифицироваться в медсестру. Господь милосердный, зачем она это сделала?
Кризис среднего возраста. Должно быть, дело в этом. Уна младше его на три года, а ему сейчас сорок пять… Точнее, было сорок пять. Отто надеялся, что ему по-прежнему столько – или все-таки больше? Черт, посмотреться бы в зеркало.
Вернувшись, Уна профессиональным движением приподняла Отто за плечи и поднесла поильник к его губам. Он принялся жадно глотать воду, пока Уна его не остановила.
– Хватит, нельзя много сразу.
– Так что со мной случилось?
– Тебя сбила машина. Ты был в коме.
– В коме? И как долго?
– Почти три года.
– Невероятно! – воскликнул он. – Это же чертова уйма времени!
– Тсс, тише. Тебе нельзя волноваться.
– Я что, валялся все это время как овощ, опутанный трубками, и ходил под себя?
– Вначале ты находился на аппарате искусственной вентиляции легких. Потом стал дышать самостоятельно, но врачи не давали никаких прогнозов. Несколько месяцев назад стали давать – весьма осторожные. Ты мог очнуться в любой момент или вовсе не очнуться. Поэтому, когда я увидела, что ты смотришь на меня, я испугалась… Но и обрадовалась, ужасно обрадовалась, на самом деле я уже не надеялась, это так тяжело – ждать …
– Давай по порядку. Меня сбила машина – где и когда?
– Примерно три года назад. Зимой, в январе. Возле твоего института. Ты переходил дорогу в неположенном месте. Тебе нужно было посмотреть налево, но ты наверняка спешил и не посмотрел, а тот автомобиль выскочил из-за поворота…
– Какой сейчас год? Уна назвала.
– А число?
– Двенадцатое октября.
Отто задумался. Мысли были неповоротливыми, давались с трудом. В затылке пульсировала боль. Он осторожно провел рукой по бритому черепу и с отвращением отдернул пальцы, нащупав бугорчатый шрам, опоясывающий голову слева от уха и до затылка.
– Мне вскрывали черепушку?
– От удара образовалась обширная внутренняя гематома. Кровь давила на мозг. Дело могло кончиться плохо, пришлось делать трепанацию.
– Когда ты успела набраться всех этих премудростей? И вообще, что ты делаешь в медсестрах? Устроилась на временную подработку, чтобы ухаживать за мной?
– Нет… – Уна замялась. – Это мое постоянное место работы.
– Ты шутишь? – Отто в изумлении приподнялся.
– Лежи. Тебе вредно волноваться и много разговаривать. И вообще, по инструкции, когда пациент приходит в себя, я обязана немедленно вызвать лечащего врача.
Уна метнулась к двери. Это выглядело как бегство – и, несомненно, было бегством.
– Подожди! Ты должна мне рассказать. В конце концов, ты моя жена, и…
Уна повернулась, и ее лицо страдальчески сморщилось.
– В том-то всё и дело… – выдавила она. – Я больше не твоя жена.
– А чья? – глупо спросил Отто.
Уна вспыхнула и ответила запальчиво, словно он был в чем-то виноват:
– Ничья!
– Тогда зачем ты со мной развелась?
– Я с тобой не разводилась.
– Но ты сказала, что больше не жена мне. Прекрати говорить загадками и объяснись, пока я не вышел из себя!
– Сейчас, в таком состоянии, ты не сможешь понять…
– Некоторые вещи я способен понять. Я вполне допускаю, что ты устала ждать, когда я очнусь – точнее, очнусь ли вообще, и решила освободить себя от брачных уз на случай, если…
– Нет! Ты ошибаешься!
– Хочешь сказать, я сам с тобой развелся, будучи в коме?
Уна боязливо покосилась на дверь и понизила голос до шепота:
– Я позже тебе расскажу. Сейчас я должна позвать врача. Сделай вид, что мы не разговаривали, и ты ничего не знаешь.
– Нет уж, сначала…
– Пожалуйста, Отто! Иначе у меня будут неприятности. Я скоро вернусь.
Отто вгляделся в искаженное отчаянием лицо жены и нехотя кивнул.
То немногое, что ему удалось узнать, не укладывалось в голове. Справедливости ради, голова была не в порядке, учитывая обстоятельства. Тем не менее, слова Уны невозможно было трактовать как-то иначе. Они больше не муж и жена. Что ж, если дело в обычной формальности, ничего страшного не произошло. Можно расписаться повторно. Но отчаяние в глазах Уны говорило о том, что дело обстоит гораздо серьезнее.
Скорее всего, ее заставили развестись. Но если так, то кто? И по какой причине?
Отто много бы дал, чтобы вспомнить события, предшествовавшие несчастному случаю, в результате которого он на целых три года выпал из жизни.
Дверь снова открылась. Отто посмотрел на приближающегося к кровати седого мужчину в белом халате и постарался сделать непринужденный вид.
«Ежи Порвис. Врач высшей категории», значилось на докторском бейджике.
– Так-так, голубчик! – сказал доктор Порвис, потирая руки, словно в предвкушении чего-то приятного.
– Вы наконец-то решили нас порадовать.
– Я и сам рад, доктор. Еще бы понять, что со мной случилось…
– Так вы ничего не помните?
– Абсолютно ничего.
– Ну, это естественно. Как вы себя чувствуете?
– Голова адски болит.
Доктор Порвис придвинул к кровати стул, уселся, взял руку Отто в свои большие мягкие ладони и, склонив голову набок, сосчитал пульс.
