Полковник лишь казался моложавым. На самом деле он был просто молод. В мирное время ходить бы ему в капитанах.
– Парни! – Будучи уроженцем Старого Порта, полковник слегка растягивал гласные. – Как только вы уничтожите их ракетные комплексы, в долину Чара при поддержке с воздуха двинутся танки. От вас зависит успех всего наступления…
Легкий ветер со стороны моря покачивал маскировочную сеть, и казалось, что испятнанный тенями бетон колышется под ногами.
Полковник опирался на трость. Он прихрамывал – последствия недавнего катапультирования, когда какой-то фанатик пытался таранить его на сверхзвуковых скоростях. Трость была именная – черного дерева с серебряной пластиной: «Спасителю Отечества – от министра обороны».
– Через час противник приступит к утренней молитве и этим облегчит нашу задачу. Нам же с вами не до молитв. Сегодня за всех помолится полковой священник…
Летчики – от горла до пят астронавты, кинопришельцы – стояли, приподняв подбородки, и легкий ветер шевелил им волосы.
Они были не против: конечно же, священник за них помолится и, кстати, сделает это куда профессиональнее.
– Мне, как видите, не повезло. – Полковник непочтительно ткнул именной тростью в бетон. – Я вам завидую, парни, и многое бы отдал, чтобы лететь с вами…
– ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ, СВОЛОЧЬ?!
Визгливый штатский голос.
Полковник резко обернулся. Никого. Священник и майор. А за ними бетон. Бетон почти до самого горизонта.
– ЭТО Я ТЕБЕ, ТЕБЕ! МОЖЕШЬ НЕ ОГЛЯДЫВАТЬСЯ!
– Продолжайте инструктаж! – разом охрипнув, приказал полковник.
Майор, удивившись, шагнул вперед.
– Офицеры!..
– МОЛЧАТЬ! – взвизгнул тот же голос. – БАНДИТ! ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО РОТ РАСКРОЙ – Я НЕ ЗНАЮ ЧТО С ТОБОЙ СДЕЛАЮ!
Майор даже присел. Кепи его съехало на затылок. Священник, округлив глаза, схватился за наперсный крест.
Строй летчиков дрогнул. Парни ясно видели, что с их начальством происходит нечто странное.
И тогда, отстранив майора, полковник крикнул:
– Приказываю приступить…
– НЕ СМЕТЬ! – На этот раз окрик обрушился на всех. Строй распался. Кое-кто бросился на бетон плашмя, прикрыв голову руками. Остальные ошалело уставились вверх. Вверху были желто-зеленая маскировочная сеть и утреннее чистое небо.
– ВЫ ЧТО ДЕЛАЕТЕ! ВЫ ЧТО ДЕЛАЕТЕ! – злобно, плачуще выкрикивал голос. – ГАЗЕТУ ЖЕ СТРАШНО РАЗВЕРНУТЬ!
Упавшие один за другим поднимались с бетона. Не бомбежка. Тогда что?
– Господи, твоя власть… – бормотал бледный священник.
– А ТЫ! – Голос стал еще пронзительнее. – СЛУГА БОЖИЙ! ТЫ! «НЕ УБИЙ»! КАК ТЫ СРЕДИ НИХ ОКАЗАЛСЯ?
Полковник в бешенстве стиснул рукоять трости и, заглушая этот гнусный визг, скомандовал:
– Разойтись! Построиться через десять минут!.. И вы тоже! – крикнул он священнику и майору. – Вы тоже идите!
Летчики неуверенно двинулись кто куда.
– А вы будьте любезны говорить со мной и только со мной! – вне себя потребовал полковник, запрокинув лицо к пустому небу. – Не смейте обращаться к моим подчиненным! Здесь пока что командую я!
– СВОЛОЧЬ! – сказал голос.
– Извольте представиться! – прорычал полковник. – Кто вы такой?
– НАШЕЛ ДУРАКА! – злорадно, с хрипотцой сказал голос. – МОЖЕТ, ТЕБЕ ЕЩЕ И АДРЕС ДАТЬ?
– Вы – террорист?
С неба – или черт его знает, откуда – на полковника пролился поток хриплой отборной брани. Ни на службе, ни в быту столь изощренных оборотов слышать ему еще не доводилось.
– Я – ТЕРРОРИСТ? А ТЫ ТОГДА КТО? ГОЛОВОРЕЗ! СОЛДАФОН!
Полковник быстро переложил трость из правой руки в левую и схватился за кобуру.
– Я тебя сейчас пристрелю, штафирка поганый! – пообещал он, озираясь.
– ПРИСТРЕЛИЛ ОДИН ТАКОЙ! – последовал презрительный ответ.
Летчики опасливо наблюдали за происходящим издали. Неизвестно, был ли им слышен голос незримого террориста. Но крики полковника разносились над бетоном весьма отчетливо.
Опомнясь, он снял руку с кобуры.
– За что? – сказал он. – Меня дважды сбивали, меня таранили… Какое вы имеете право…
– ДА КТО ЖЕ ВАС ПРОСИЛ? – с тоской проговорил голос. Он не был уже ни хриплым, ни визгливым. – ВЫ ХРАБРЫЙ ЧЕЛОВЕК, ВЫ ЖЕРТВУЕТЕ СОБОЙ, НО РАДИ ЧЕГО? ИСКОННЫЕ ТЕРРИТОРИИ? БРОСЬТЕ. ОНИ БЫЛИ ИСКОННЫМИ СТО ЛЕТ НАЗАД…
Террорист умолк.
– Вы совершаете тяжкое преступление против государства! – сказал полковник, обескураженный такой странной сменой интонаций. – Вы срываете операцию, от которой…
– ДА У ВАС ДЕТИ ЕСТЬ ИЛИ НЕТ? – Голос снова сорвался на визг. – ХВАТИТ! К ЧЕРТУ! СКОЛЬКО МОЖНО!
– Но почему так? – заорал полковник, заведомо зная, что не переорешь, – бесполезно. – Почему – так? Вы хотите прекратить войну? Прекращайте! Но не таким же способом! В конце концов, вам предоставлено право голоса!
– А У НАС ЕСТЬ ТАКОЕ ПРАВО? – поразился голос. – ДЛЯ МЕНЯ ЭТО НОВОСТЬ. КОРОЧЕ: НИ ОДИН САМОЛЕТ СЕГОДНЯ НЕ ВЗЛЕТАЕТ! Я ЗАПРЕЩАЮ!
И точно в подтверждение его слов за ангарами смолк свист реактивного двигателя. Полковник сорвал кепи и вытер им взмокший лоб.
– Операцию разрабатывал генералитет, – отрывисто сказал он. – При участии министра обороны… И за срыв ее мои ребята пойдут под трибунал! Со мной во главе.
– НЕ ТРУХАЙ, БРАТАН! – почему-то перейдя на лихой портовый жаргон, утешил голос. – Я И МИНИСТРУ ТВОЕМУ СПИЧКУ ВСТАВЛЮ!
– Да послушайте же! – взмолился полковник, но голос больше не отзывался. Видимо, вставлял спичку министру обороны.
Полковник поднес к глазам циферблат наручных часов. Операция срывалась… Нет, она уже была сорвана. Он подозвал майора.
– Никого ни под каким предлогом не выпускать с аэродрома! Летному составу пока отдыхать.
* * *
Гладкий слепой телефон без диска.
Нужно было подойти к столу, снять трубку и доложить министру обороны, что операция «Фимиам», от которой зависела судьба всего наступления, не состоялась.
Подойти к столу, снять трубку…
Телефон зазвонил сам.
– Полковник! – Министр был не на шутку взволнован. – Вы начали операцию?
– Никак нет.
– Не начинайте! Вы слышите? Операция отменяется! Вы слышите меня?
– Так точно, – еще не веря, проговорил полковник.
– Не вздумайте начинать! Вообще никаких вылетов сегодня! Я отменяю… Перестаньте на меня орать!.. Это я не вам, полковник!.. Что вы себе позволяете! Вы же слышали: я отменил…
Звонкий щелчок – и тишина.
Полковник медленно опустил трубку на рычажки.
Кто бы это мог орать на министра обороны?
«А он, кажется, неплохой парень, – подумал вдруг полковник. – Вышел на министра – зачем? Наступление и так провалилось… Неужели только для того, чтобы выручить меня?»
Необычная тишина стояла над аэродромом. Многократные попытки запустить хотя бы один двигатель ни к чему не привели. У механиков были серые лица – дело слишком напоминало саботаж.
Поэтому, когда через четверть часа поступило распоряжение отменить все вылеты, его восприняли как указ о помиловании.
