— Ты знаешь, как мне был важен наследник! Это условие отца, чтобы получить долю в его бизнесе! — его голос дрожал от напряжения, а глаза горели огнем.
— Знаю, но не понимаю, что сейчас происходит… — я держалась за большой живот, который ходил ходуном, как будто пытался защитить меня от этого кошмара.
Слезы уже бежали по моему лицу, оставляя соленые дорожки. Костя постоянно на меня кричал, срывал злость. Во всех его неудачах была виновата я, и я не могла больше это выносить. Его слова ранили меня, как острые ножи, проникая глубоко в сердце. Я чувствовала себя сломленной, опустошенной.
Сейчас я вернулась с очередного скрининга. Врач подтвердил пол малыша — мальчик. Мы с мужем ждали сына, которого он так жаждал. Мы прошли ад ЭКО, но я смогла забеременеть от последней подсадки. Я сделала все, чтобы он любил меня, но, кажется, все было напрасно.
Я чувствовала, как внутри меня растет не только наш сын, но и боль, которая разъедала меня изнутри. Как мне справиться с этим? Как защитить себя и нашего ребенка от этой жестокости?
Сейчас на пороге нашей квартиры я чувствовала, как теряю опору. Пара чемоданов стояла возле моих ног, словно молчаливые свидетели моего краха.
— Костя… — мой голос дрожал, как лист на ветру.
Он сунул мне в лицо несколько бумажек с печатями, его глаза горели ненавистью и презрением.
— Это тебе на память от клиники «ЭКО»! — его голос был холодным, как сталь. — Ты носишь сына не от меня, а от неизвестного донора!
Слова мужа разрывали мою душу на части. Внутри меня все рушилось, как карточный домик. Истерика подкатила к горлу, и я едва сдерживала слезы.
— Да что ты такое говоришь… — голос сорвался, и я не смогла закончить фразу.
Муж даже не пустил меня на порог квартиры. Он стоял передо мной, как стена, его лицо было непроницаемым, а глаза — ледяными. Я чувствовала себя ничтожной, как будто больше не существовала для него.
За его спиной появилась Татьяна, завернутая в одно полотенце. Она изобразила смущение, но ее взгляд был полон торжества. Она быстро исчезла в спальне, оставив меня наедине с болью и унижением.
Костя отреагировал агрессивно, переложив на меня всю вину.
— Что? — его голос был полон ярости. — У тебя то токсикоз, то ты плохо себя чувствуешь, то лежишь на сохранении! А я мужчина! — он сунул мне в сумку документы, которые держал в руке. — Все, пока!
И захлопнул передо мной дверь. Мои чемоданы были моими единственными спутниками в этом аду.
Я балансировала на грани, и единственным человеком, которому я могла сейчас позвонить, была мама. Подругу я потеряла, а больше у меня никого не осталось. Она была моим островком стабильности, моим надежным тылом. Я не знала, что делать дальше, как жить.
— Мам… — мой голос дрожал, я с трудом смогла произнести это слово. — Костя меня выгнал.
— Господи! — воскликнула она. — Что этот ирод еще придумал?
Слезы текли по щекам, и я не могла их остановить. Я чувствовала себя опустошенной, словно из меня выкачали всю жизнь. Внутри все сжалось от боли и страха. Я не могла дышать, не могла думать.
— Мам… мне плохо… — только и смогла выдавить из себя и села, держась за стену, прямо на ступеньку лестницы в подъезде.
— Где ты? Возле квартиры? Бегу, держись!
Мама жила всего в квартале отсюда. Зная ее характер, она будет здесь через десять минут. Ее старенький «Жук», маневренный и быстрый, домчит в мгновение ока.
Главное — не начать рожать. Эта мысль пугала меня больше всего. Мне ходить еще пять недель… Я не была готова стать матерью-одиночкой сейчас, когда мир рушился на глазах.
Не понимала, что происходит. За что он так со мной? И что он имел в виду, говоря о другом отце? Вопросы крутились в голове, словно рой разъяренных пчел, которые жалили, не давая покоя.
Я не была уверена, что смогу это пережить. Мне казалось, что земля уходит из-под ног, и я вот-вот упаду в бездну. Но обещание мамы быть рядом давало мне силы. Я знала, что она не оставит меня одну.
Костя всегда был моей опорой, моим защитником. Я не могла поверить, что он мог так поступить. Что я сделала не так? Почему он решил разрушить все, что у нас было? Мысли разрывали меня на части, оставляя после себя лишь пустоту и боль.
Я сидела на лестнице, чувствуя, как холод проникал в тело, а слезы продолжали бежать по щекам. В голове крутились воспоминания: наши прогулки, наши разговоры, наши счастливые моменты. Все это исчезло, словно дым.
Совершенно не понимала, что делать дальше. Как жить, если все, что у меня было, исчезло? Как смотреть в глаза маме, зная, что я не могу справиться сама?
— Детка, вставай, простынешь! — мама уже была рядом, я даже не слышала, как она поднялась на третий этаж. — Перестань плакать. Нам нужно доносить мальчика. Подумай о ребенке.
Она понимала меня с полуслова. Ее лицо, обычно мягкое и доброе, сейчас было решительным. Мама мягко взяла меня за плечи и повела вниз. Мы вышли из подъезда к припаркованному автомобилю. Она помогла мне сесть и пристегнула ремень безопасности. Потом вернулась за чемоданами и закинула их в багажник.
— Мам… Но Костя… Как же он? И там Таня… — всхлипывала я.
— Вот тебе и ответ. Этот твой козел не пропадет. Таня не бросит столь лакомый кусок.
— Мам… Это ошибка. Мне надо вернуться, — упрямилась я.
— Сиди! А то в больницу увезу, — пригрозила она, усаживаясь на водительское место. Завела машину и, не глядя на меня, тронулась с места. — Я сейчас с гордостью могу сказать: я была права. Твой Костя — козел!
— Мам… — я начала рыдать еще сильнее. Слезы катились по щекам, и я чувствовала, что они намочили воротник водолазки.
Мама молчала, сосредоточившись на дороге. За окном мелькали дома, деревья и люди. Я пыталась представить, что сейчас происходит дома, но мысли путались. Костя… Таня… Как он мог так поступить?
Машина резко затормозила на светофоре, и я вздрогнула. Мама повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:
— Все будет хорошо, милая. Мы справимся. Ты сильная, и я рядом.
В этом у меня были сомнения...
Но в ее глазах я видела страх. Она боялась за меня. Боялась, что я никогда не смогу забыть Костю и найти в себе силы двигаться дальше.
В этот момент я поняла, что она тоже страдает. Страдает не меньше меня. И от этого мне стало еще больнее.
Наша двушка встречала тишиной, которую теперь нарушал лишь мой тихий плач. Кот Черныш, обычно игривый и любопытный, смотрел на меня с удивлением, словно пытаясь понять, что со мной происходит. Его глаза, блестящие и живые, сейчас казались грустными.
Усадив меня в прихожей на пуфик, мама ушла за чемоданами. Я слышала, как она передвигается по подъезду, как звенит замок чемодана, как шуршат колеса, когда она втаскивает их в зал. Все эти звуки казались далекими и нереальными.
