Итак, в Северосибирске проживает, а точнее, как написано в книге, проживало в 1986 году 211687 жителей. Для Заполярья это был бы один из наивысших показателей, но находился этот город по эту, нашу сторону полярного круга. Впрочем, ввиду особых климатических условий он был причислен к районам крайнего севера, а потому на зарплатах жителей это никак не сказывалось – в том смысле, что благодаря северным надбавкам и коэффициентам они были высокими. По меркам сельской местности центральной части РСФСР так запредельно высокими.
Узнал я также, что коренное население Элурмийской АССР, а именно элурмийцы – это один из самых крупных по численности народов в Арктике – причём, не только в Советском Союзе, но и в мире. Их язык раньше относили к алеутско-эскимосской языковой семье, но в 1950-х годах благодаря открытиям советских лингвистов причислили к алтайской языковой семье. Делятся элурмийцы, как писали составители справочника, на таёжных – те живут на юге республики, и тундряных – эти проживают на обширных просторах от 62–63 градусов северной долготы до самого Северного Ледовитого океана. Впрочем, языки их практически ничем не отличаются. Запомнил я также, что живут они в чумах, а не ярангах, и ходят в пимах, а не унтах. Традиционными занятиями элурмийцев являются охота, рыболовство, а также разведение оленей и ездовых собак. Они издавна славились как прекрасные охотники как на таёжных зверей, так на моржей и тюленей. Впрочем, как отмечалось авторами справочника, в советские годы большая часть элурмийцев уже занята в животноводстве и промышленности, которая успешно развивается в ЭАССР благодаря, как всем и так ясно, героическим усилиям всех жителей республики, трудящихся под руководством мудрых партии и правительства.
Ещё в книжице приводились портреты и краткие биографии выдающихся элурмийцев – снайперов времён Великой Отечественной, знатных оленеводов и даже каких-то нефтяников и золотодобытчиков. Читать их биографии я не стал, фотографии людей в национальной и не очень одежде пролистал по диагонали и, если честно, не запомнил ни одной фамилии (да и имён тоже) этих самых героев и передовиков производства. Запомнил я лишь про Юрая Эйхуу – выдающегося советского писателя-элурмийца, лауреата премии имени Ленинского комсомола, который когда-то приехал в Москву поступать в Литературный институт и поразил всех не то, как Михайло Ломоносов, не то, как Расул Гамзатов. В любом случае, как писали авторы, книги этого самого Эйхуу изданы миллионными тиражами и переведены на десятки языков народов СССР и мира.
Ещё я с удивлением вычитал, что в Северосибирске есть не только театр, но и филармония, причём считающаяся едва ли не лучшей за Уралом. Информацию, что в городе есть педагогический институт, а также культурно-просветительское, педагогическое, медицинское и музыкальное училища, а также нефтяной техникум, я тоже запомнил сразу.
Удивил меня также и год основания Северосибирска – 1691. Причём авторы писали, что острог – а изначально центр Элурмийской АССР был именно острогом – какое-то время он даже стал главным форпостом России в Арктике, сменив в этом качестве легендарную Мангазею. Про последнюю я, к стыду своему, не знал ровным счётом ничего, но дал себе слово прочитать про неё. Впрочем, учитывая тот факт, сколько раз я давал себе зарок бросить курить, вполне возможно, что про тайну Мангазеи я так и не узнаю до конца своих дней. Ну, или до того, как впаду в маразм. Написано было также, что острог в 1691 году был построен приблизительно в 20 километрах от прежнего острога. Что это был за «прежний острог», и что же с ним случилось, авторами умалчивалось.
Ещё книжица гласила, что в Северосбирске есть достопримечательности, причём не только памятник Ленину работы какого-то известного (видимо, в очень узких кругах) красноярского скульптора, но также памятник Дружбы народов (он был посвящён Николаю Игнатову и Архию Шапхаю, которые были руководителями большевистского подполья в 1917 году), бывший дом градоначальников – памятник архитектуры XIX века, здание музыкального училища (до революции там была синагога – не фига ж себе, подумал я, и туда на крайний север забирались евреи!) и ещё несколько бывших купеческих особняков, расположенных по преимуществу на улицах Ленина (кто бы сомневался, что она ещё и центральная в городе!), Панина, Папанина, Пролетарской, Чкалова и Маркса. Кроме того, расхваливался краеведческий музей, экспозиции которого наглядно рассказывают о прошлом и настоящем Северосибирска и Элурмийской АССР.
В общем и целом, ещё вчера утром, спроси меня, что есть Северосибирск, я бы ответил, что, наверное, что-то вроде Нарьян-Мара или Нефтеюганска, а основан он, скорее всего, в результате комсомольской строки. Ну и живёт там, сказал бы, тысяч 20–30, не больше. А в окрестной тундре живут элурмийцы, ничем неотличимые от ненцев, тунгусов и или героев многочисленных анекдотов чукчей. Эдакие простодушные и добрые оленеводы, обитающие в чумах или ярангах (теперь-то точно знаю, что в чумах!), не отягощённые высоким интеллектом и доверчивые по самое «не могу».
Впрочем, наверное, правильно будет сказать, что это самое «вчера» для меня, Валерия Самарина – 29-летнего москвича в третьем поколении, журналиста одного из самых популярных общественно-политических журналов и просто неглупого человека – закончилось в 11 с копейками утра. Я заскочил в комнату в нашей редакции, где вроде как находился отдел спорта. На самом деле, из троих числящихся в этом подразделении корреспондентов в комнате находился лишь Вадик Беспалов – редкостный раздолбай, хотя и неплохой в сущности парень, пристроенный по «блату». Мохнатая лапа, сунувшая к нам Вадика, находилась в ЦК, причём не ВЛКСМ, а КПСС, а посему Вадику прощалось как неумение писать (ударение на 2-м слоге), так и отсутствие сколь-либо внятной политической позиции. Два других сотрудника были вроде как на задании: Арсен пытался прорваться к председателю Госкомспорта Русаку1, а Толик вроде как искал возможность взять интервью не то у Бескова2, не то у Иванова – имеется в виду тот, что Валентин Кузьмич3. Сколь срочно им нужно было проинтервьюировать этих людей, равно как и то, а не сорвались ли они под этими благовидными предлогами на дачу, меня совершенно не волновало. Факт тот, что у Вадика можно было стрельнуть «Мальборо», да и просто потрещать с зашедшими на «Огонёк» мужиками. Последних в тот момент было двое – Игорь, человек без возраста, трудившийся в экономическом отделе (вроде как он когда-то даже закончил «плешку») и Вася, которого мы всей редакцией звали Василий Алибабаевич – он был из отдела культуры. Мне правда казалось, что Василий Алибабаевич искренне верит, что в консерватории делают консервы, но на его журналистской карьере это никак не сказывалось. Правда это самое «никак» не позволяло Василию Алибабаевичу стать главой отдела и продвинуться ещё как-то хоть куда-то, в результате чего к своему сороковнику он так и оставался рядовым корреспондентом.
