1. ЧАСТЬ 1. ЛЕТО. Глава 1
Ноги опять несут меня к балкону на лестнице. Только тут я могу хоть немного отвлечься, прийти в себя и наконец вдохнуть полной грудью. Воздух теплый, и аромат цветущей под окнами сирени приятно щекочет ноздри. Я опираюсь грудью о перила, распластываю руки по черной толстой перекладине и смотрю вниз. Маленький город почти спит. В доме напротив едва можно насчитать с пяток горящих окон, темнота укрыла детскую площадку, и только слишком уж жизнерадостный смех подростковой компании доносится откуда-то из-за угла.
Чувствую себя здесь чужачкой. Ненужной. Той, за кем приходится все время присматривать, недееспособной. Вся моя жизнь осталась в родном городе вместе с тем, кто предал и разбил, не оставив даже надежды. А тут, у бабушки, мне не за что зацепиться. Нет якорей, а спасательный круг, что мне кинули родители, скорее похож на кандалы. Мысли плавают, вязко ворочаются и напоминают болотную трясину. «Зачем я здесь? Что дальше? Как теперь быть?» – вот вопросы, которые я задаю себе изо дня в день, но никак не нахожу на них ответа.
И, тем не менее, на ближайшие несколько лет этому городу суждено стать моим домом. Сессия закрыта досрочно – я всегда была отличницей, и документы на перевод в другой ВУЗ уже подписаны. Осталось только как-то пережить это лето, которое должно было быть совсем другим. Кто же знал, что мое сердце разобьется на тысячи осколков, и эти острые, беспощадные кусочки примутся ранить без перерывов на сон и отдых.
Я вяло предаюсь унынию и тоске, как вдруг до моих ушей доносится гитарный перебор. Мелодия, насколько прекрасная, настолько же и печальная, бьет в самое сердце. Точнее, то, что от него осталось. Осколки застывают, как змея, покорная укротителю, и словно забывают о своей миссии – жалить меня изнутри. И я замираю вместе с ними. Боюсь дышать, боюсь шевелиться, будто любым неверным движением могу спугнуть завораживающие звуки. Боюсь даже ветра, что играет моими волосами – а вдруг и это остановит чарующую мелодию?
Но вот к гитарным аккордам присоединяется голос. Мужской, сильный, как будто бархатный, с легкой хрипотцой. И каждое слово лепит заплатку на мое израненное, уставшее сердце.
Немного нервно. Курю.
Мысли все об одном: Love you.
Эта серая жизнь пуста.
Эта тонкая грань тонка.
Это хрупкое сердце болит.
Эти глупые мысли – забыть.
Кто я без тебя? Тень.
И сух без дождя день…
Я с облегчением выдыхаю и впитываю в себя этот вечер, этот негромкий голос и сопровождающую его мелодию. Пью их, как микстуру, что приносит пускай краткосрочное, но облегчение. Всего мне достается пять песен – пять глотков, позволяющих на время забыться, окунуться в чужие чувства, заменив на них свои. Я не ухожу домой, пока гитара не смолкает, несмотря на то что на улице становится уже прохладно, и вся кожа у меня покрывается мурашками.
Я – благодарный слушатель, только вместо оваций от меня музыканту достаются тишина и немое обожание. Он – мой новый наркотик, кем бы ни являлся на самом деле. Пусть даже это прыщавый тощий юнец, я уже люблю его и поклоняюсь таланту. Тому, что он смог со мной сделать. Я готова рукоплескать, но сдерживаю себя. Готова упасть ему в ноги, но не позволяю себе сделать и шага. Все, что могу – это молиться, чтобы ему было сейчас лучше, чем мне.
В эту ночь я засыпаю, и мне снится море. Мягкие теплые волны щекочут ступни и зовут к себе. Они обещают покой и безмятежность, такое нужное мне забвение, новые силы и желание жить. Я отдаюсь на их волю и качаюсь на них до утра. Будит меня уже привычная тошнота. Бегу в туалет и сгибаюсь пополам. Спазмы не отпускают долго. Я чувствую, как мгновенно выступает испарина, покрывая шею и грудь холодной влагой, и мысленно прошу передышки. У кого – неведомо. То ли у высших сил, то ли у будущего человека, что находится внутри меня.
Есть я могу только ржаные хлебцы. Два сухарика составляют мой завтрак, после лежу без сил на диване. Сегодня суббота, и бабушка до завтрашнего вечера пробудет на даче. Я пытаюсь насладиться покоем и одиночеством, но навязчивые мысли снова не дают мне этого сделать. Телевизор помогает немного. Смотрю какой-то дурацкий зарубежный сериал, потом мультики про Тома и Джерри, реалити про кухню… Во время очередной рекламы опять засыпаю. На обед снова запихиваю в себя сухарики – столько, сколько могу, и иду на улицу, подышать свежим воздухом.
Покидать диван совершенно не хочется, но Алла Михайловна с первого этажа обязательно донесет бабушке о том, что я не гуляла. И тогда снова последует разговор. А я больше не могу говорить. От серьезных взглядов и слов начинает тошнить. И это совершенно не то, что мне сейчас нужно.
На прогулке у меня тянет живот, я виню в этом джинсы и на всякий случай расстегиваю пуговицу, хотя они, наоборот, в последнее время стали на мне болтаться. С трудом выдерживаю положенные сорок пять минут, постоянно заглядывая в экран телефона. Цифры часов меняются так медленно… А с тех пор, как я купила новую симку, смартфон постоянно молчит. Не вспыхивает экран от сообщений, не вибрирует в кармане. Только с мамой в основном и общаюсь, но это совершенно не те звонки, на которые мне хочется отвечать.
Может показаться, что я никому не нужна. А на самом деле это я отсекла всех, не найдя в себе сил читать почти одинаковые сочувственные тексты и отвечать на вопросы с показной заботой. И еще хотела, чтобы ничто больше не напоминало о НЕМ. Хотя с последним у меня явные трудности: незапланированная беременность – совсем не то, от чего легко можно отмахнуться, и уж тем более позабыть ее виновника.
К вечеру живот начинает крутить сильнее. Боль все нарастает и отдает в поясницу, а на нижнем белье я обнаруживаю ярко-красные пятна, которых там быть не должно.
Трясущейся рукой набираю скорую, бабушке решаю рассказать потом.
Стационар я запомню на всю жизнь. Равнодушные типовые вопросы, осмотры, чистка, металлический звон инструментов. Чужие руки внутри и снаружи и ни капли сочувствия или человеческого участия. Словно я – просто тело, набор из мяса и костей, который нужно подлатать для дальнейшего функционирования. Без души и эмоций, будто робот.
Я плохо помню палату, соседок, каждую со своей маленькой трагедией, и свое пребывание в больнице. Запомнился лишь один разговор. Я стараюсь как можно больше времени проводить на улице – задыхаюсь в этих крашенных светло-желтой краской стенах, а потому делаю все, чтобы их избегать.
Сижу, откинувшись на спинку скамейки, и безучастно смотрю в небо, для которого все наши трагедии – пыль. На мне надето что-то больничное и бесформенное, но мне все равно. Все, на чем я сейчас сосредоточена – это кислород. Я медленно впускаю его в легкие через нос и выпускаю воздух через рот, собрав губы трубочкой. Психолог говорит, что такое дыхание помогает концентрироваться. Это все, что я запомнила из разговора с ним. Почему-то тут, в районной больнице, уверены, что помощь психолога в моей ситуации просто необходима. А я не нахожу в себе сил, чтобы сопротивляться чему-либо, послушно иду туда, куда укажут, делаю, что говорят. Идеальный пациент. Я – оторванный осенний лист, который летит, подхваченный переменчивым порывом ветра, навстречу стылой зиме.
