– Тебе не кажется, что происходит что-то странное?
Они два или три часа катили между бесконечных жёлтых, как желток, выжженных полей. В жнивье что-то копошилось, и изредка подлетали невысоко в воздух неуловимые маленькие тени.
– Может, здесь известная перенаселённость.– Пробубнил Всеволод, отрывая ладонь от штурвала и стукнув костяшками пальцев в багровое стекло.– Скажем, кампус духов-беженцев.
Веда, осердясь на несурийское слово «кампус» и сочтя его одним из проявлений драконьей глупости, перебила:
– Я не об этом. Это просто перепёлки, тупые такие птички, вроде кур. Куча кур. Хотя их и многовато, как они там яйца не путают, не понимаю.
– Тогда о чём же ты сказала «происходит странное»?
– Я сказала «тебе не кажется, что происходит что-то странное», а вовсе не «происходит странное». – Грубо передразнила дракона Веда Львовна.
Её холодные и чистые всегда, как замёрзшая на метр вглубь океанская водица, глаза сегодня чуть утонули в подпухших веках. Под глазами гладко, но синевато. Она не выспалась, хотя ночь и была полна приятной тоски.
– Тогда я не вполне понимаю, о чём ты.– Смиренно признался водила-дракон.
– Всё как-то медленно.– Более терпеливо объяснилась акула. – Всё.
И она повертела рукой, положив её затем на головёнку леопарда, стоявшего на задних лапах и смотревшего, опираясь передними в стекло, на проплывающее жнивьё в подпрыгивающих тенях. Шуршала трава. Хвост его ходил ходуном по сиденью, будто вылупившийся змеёныш. Спихнув движением головы Ведину руку, он шмыгнул по её коленям к другому окошку и принялся смотреть на противолежащее, точно такое поле – пронзительно жёлтое на безоблачном западном небе.
Небесный скат был круче обычного, купол просел и нуждался в заплатках.
Если судить по леопардовому затылку с шевелящимися круглыми по-медвежьи ушами, кот напряжённо думал и что-то прикидывал в младенческом уме.
– Как будто кто-то умирает, но мирно так, хорошо.– Растолковала ещё раз акула, а котёнок всё энергичнее крутил хвостом.
Вдруг он заскулил грубым и протяжным мявом. Лёг гусеничкой и уснул – не в силах справиться с обилием впечатлений и мыслей, иногда опережающих впечатления.
– М. – Поддержал разговор Всеволод. – У меня тоже, признаться, возникло… что-то такое… ну, да.
Отняв руку от штурвала, он покрутил ею. Веда так посмотрела на сильную кисть дракона, что, перехватив её взгляд в обещалке, он внезапно предложил:
– Хочешь посмотреть на перепёлок поближе? Вообще-то, они смешные и милые птички.
Веда фыркнула, предложив уяснить, что считает услышанный текст никчемным. Тем не менее, она кивнула.
Остановили лягушечку, взметнув четыре столбика белой пыли. Орс светил, как всегда, нехалтурно, но силы его вроде бы угасали. Он казался куда меньше обычного – размером с Бриджентис и светил почти таким же светом.
Оба поля шелестели нескончаемо. Отчётливо виднелись бесчисленные пёстренькие тельца перепёлок, а разговоры их и потрескивание крыльев накрепко соединялись с тишиной.
Тут только они заметили, что понизу поля прихвачены невысокой, по пояс Веде, лёгкой сеточкой из многоцветной пластмассы – в такую сетку иногда заворачивают букеты.
– Ты дверцу закрыл? – Спросила Веда, оборачиваясь, и тут же мимо просвистел пёстрый комок покрупнее: это она не закрыла дверцу, а не Всеволод, и котёнок, который казался сладко спящим, сиганул на дорогу.
В миг он перемахнул через сетку и дал дёру в жнивьё. Всеволод, помедлив, перешагнул сетку и осторожно зашагал среди громко зашептавшихся перепёлок. Они завзлетали без передышки, и Всеволод замер, высматривая, куда опустить ногу. Но тщетно – под ботинком у него печально хрустнуло яйцо.
Полушёпотом воззвав к Орсу, он застыл, глядя то вдаль, где в жёлтом мелькал прыгающий леопард, то под ноги, в жнивьё: кладка из трёх веснушчатых яиц развалилась и одно он раздавил.
Веда сказала, поглядывая на скачущего кота:
– Не мог бы ты поторопиться, милый?
Всеволод, удручённый иронией и разбитым яйцом, но вовсе не своим смешным положением – вот добрый человек! – осторожнейше сделал шаг, шевеля мыском ботинка жнивьё, так что спокойно шепчущая перепёлка почти задела его, и в отчаянии увидел, что среди травы кладок великое множество.
Прыгающий мячиком леопард скрылся в стелющейся над полем голубизне. Веда озиралась из-под руки.
– Готово дело, потеряли ещё одного кота.– Громко объявила она. – «Должно быть, в прошлой жизни меня съела кошка». – Подумала она, а вслух сказала:
– Весело!
С этим словом жнивьё в трёх метрах у обочины яростно треснуло, из него в воздух вывинтился леопард и, собравшись в комок, впрыгнул на руку Всеволода.
Дракон придержал возбуждённо глядящего на него янтарными бесчувственными глазами котёнка и оглянулся на Веду. Маленький негодяй укусил дракона за пальцы вполне чувствительно и позволил отнести себя обратно в машину, правда, на переднее сиденье.
Всеволод, сидя ногами наружу, сконфуженно рассматривал на подмётке намертво приклеенную желтком пёструю скорлупку.
Веда с удовольствием заняла освобождённое сиденье во всю длину.
– Как это ты ухитрился? – С унижающим снисхождением посетовала она.
Всеволод кротко промолчал. Ничто так не радует в проявлениях Вечного Мужественного, как эта истинная прекрасная кротость сильного и доброго существа. Если вы заметили, я мало и скупо комментирую описываемые события, но сейчас я почувствовала, что этот комментарий необходим.
Счистить скорлупку оказалось делом неблагодарным. Пока Всеволод предпринимал последнюю попытку, с помощью предложенной ему через спинку сиденья авторучки, Веда несколько раз деликатно вздохнула и, наконец, спросила, как бы про себя:
– Мы сегодня проедем ещё пару километров?
Всеволод вытер авторучку краем рубашки, вылезшей из-за пояса, и вернул с благодарностью. Молча, он повёл машину с безмолвными пассажирами вдоль шкворчащих, как две яичницы, полей.
Поля тянулись ещё около трёх часов. К полудню, когда захандривший Орс еле добрался до своего обычного места на Куполе, Всеволод увидел, что, хотя поля и простираются дальше по обе стороны белой дороги, на эту дорогу выходит широкая красивая тропа из плоских синих раковин, залитых прозрачным веществом, вроде розовой лавы. Тропа вела (очень неторопливо) вниз и там, похоже, поля прерывались. Мелькнули даже стёклышки какого-то здания. Кроме того, там невидимые с Большой Дороги цвели, несомненно, розы, ибо запах – очень сильный и свежий – растревожил маленького леопарда и понравился Всеволоду.
Дракон полувопросительно обернулся и увидел, что акула, открыв оконце и высунув нос, рассматривает асфальт. Там было написано жёлтой масляной краской:
