Из всех проблем, которые мой друг мистер Шерлок Холмс разгадывал за годы нашей дружбы, всего лишь два дела привлекли его внимание благодаря мне – большой палец мистера Хэзерли и безумие полковника Уорбертона. Из них второе вроде бы предлагало более широкое поле возможностей для проницательного и тонкого наблюдателя, однако первое началось столь странно и подробности его столь драматичны, что, пожалуй, оно более достойно опубликования, пусть даже оно предоставило моему другу меньше возможностей для применения тех дедуктивных методов, с помощью которых он получал столь поразительные результаты. История эта, насколько мне известно, не раз освещалась газетами, но, как бывает всегда с изложениями, когда все факты втискиваются в половину газетного столбца, впечатление они производят куда меньшее, чем когда те же факты постепенно устанавливаются на ваших собственных глазах, а тайна раскрывается мало-помалу, и каждое новое открытие означает ступень, подводящую ко всей полноте истины. В то время сопутствующие обстоятельства произвели на меня глубочайшее впечатление, и протекшие с тех пор два года нисколько его не ослабили.
Было лето восемьдесят девятого года, когда вскоре после моей женитьбы произошли события, итог которым я теперь намерен подвести. Я вернулся к гражданской практике, наконец покинув Холмса одного в квартире на Бейкер-стрит, хотя постоянно навещал его, а иногда даже мне удавалось убедить его преодолеть богемные привычки и побывать у нас. Моя практика постепенно ширилась, а так как волей случая жил я неподалеку от Паддингтонского вокзала, то обзавелся несколькими пациентами среди его служащих. Один из них, извлеченный мною из длительной и мучительной болезни, не уставал восхвалять направо и налево мои достоинства и отсылать ко мне каждого страдальца, на которого имел влияние.
Однажды утром незадолго до семи часов меня разбудила горничная, постучав в дверь и доложив, что с Паддингтонского вокзала пришли двое мужчин и ждут в приемной. Я поспешил одеться, так как по опыту знал, что травмы на железной дороге редко бывают пустяковыми, и быстро спустился в приемную. Внизу лестницы меня перехватил мой верный поклонник, поездной кондуктор, плотно закрыв за собой дверь приемной.
– Он у меня там, – зашептал он, тыча большим пальцем через плечо, – не беспокойтесь.
– Что за он? – спросил я, так как его поведение словно указывало, будто он запер в моей комнате какое-то странное существо.
– Да новый пациент, – шепнул он. – Я решил сам его привести, чтоб он не удрал. Он там в полном порядке и здравии. А я пошел, доктор, у меня же свой долг, как и у вас. – И он удалился восвояси, этот услужливый вербовщик, не дав мне даже времени поблагодарить его.
Я вошел в консультационную и увидел сидящего у стола джентльмена. Он был скромно одет в костюм из твида в елочку. На мои книги он положил кепку из мягкой ткани. Одна его кисть была обмотана носовым платком, усеянным пятнами крови. Он был молод – я дал бы ему не больше двадцати пяти, – с мужественным сильным лицом, но землисто-бледным, и у меня возникло впечатление, что он находится во власти сильнейшего волнения и ему стоит огромных усилий владеть собой.
– Простите, доктор, что я так рано разбудил вас, – сказал он. – Но ночью со мной случилась большая беда. Я приехал утренним поездом, а когда на вокзале осведомился, где я могу найти доктора, какой-то добрый малый любезно проводил меня сюда. Я дал горничной мою визитную карточку, но, как вижу, она оставила ее на столике.
Я взял карточку и пробежал ее глазами. «Мр. Виктор Хэзерли, инженер-гидравлик, 16-а, Виктория-стрит (3-й этаж)». Таковы были фамилия, род занятий и местожительство моего утреннего посетителя.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал я, садясь в свое кресло. – Насколько я понял, вам пришлось ехать ночью, и монотонность такого путешествия сама по себе утомительна.
– Ну, мою ночь монотонной никак не назовешь, – сказал он и рассмеялся. Смеялся он заливисто, на высокой звенящей ноте, откинувшись в кресле и содрогаясь всем телом. Все мои инстинкты врача восстали против этого смеха.
– Прекратите! – вскричал я. – Возьмите себя в руки! – И я налил в стакан воды из графина.
Бесполезно. Он был во власти истерического припадка, каким подвержены сильные натуры после кульминации и завершения тяжелого кризиса. Затем он пришел в себя, совсем измученный, и краска, было прилившая к его щекам, вновь исчезла.
– Веду себя как идиот, – еле выговорил он, задыхаясь.
– Ничего подобного. Ну-ка, выпейте! – Я плеснул в воду немножко бренди, и его бескровное лицо начало обретать нормальный цвет.
– А-ах, – сказал он. – А теперь, доктор, может быть, вы будете так добры заняться моим большим пальцем, а вернее, местом, где прежде был этот палец.
Он размотал платок и приподнял руку. Одного взгляда оказалось более чем достаточно, чтобы мои закаленные нервы испытали шок. Четыре растопыренных пальца и жуткое губчатое красное пятно на месте большого. Он был отсечен или оторван с корнем.
– Боже мой! – вскричал я. – Такое повреждение! Кровотечение было, конечно, обильнейшим.
– Да, и очень. Когда это произошло, я потерял сознание и, видимо, пролежал без чувств долгое время. Очнувшись, я увидел, что кровь еще идет, а потому крепко обвязал запястье носовым платком и затянул с помощью прута.
– Превосходно! Вам следовало бы стать хирургом.
– Так принцип тот же, что и в гидравлике, а это моя область.
– Применено было, – сказал я, осматривая рану, – очень тяжелое и острое оружие.
– Резак мясника, – ответил он.
– Полагаю, несчастный случай?
– Отнюдь.
– Как! Кровожадное нападение?
– Кровожаднее некуда.
– Вы приводите меня в ужас.
Я обмыл губкой его рану, очистил ее, обработал, а затем обложил ватой и забинтовал карболизированным бинтом. Он полулежал в кресле, ни разу не вздрогнув, хотя иногда и закусывал губу.
– Ну как? – спросил я, кончив бинтовать.
– Отлично! Благодаря вашему бренди и вашей перевязке я будто родился заново. Я очень ослабел, но мне же пришлось столько перенести!
– Пожалуй, вам лучше не говорить про случившееся. Это явно на вас плохо действует.
– А, нет, не теперь. Мне придется рассказать полиции, но, между нами говоря, не будь такого убедительного доказательства, как эта моя рана, я бы очень удивился, поверь они моей истории, так как она на редкость необычна, а в подкрепление моих слов у меня почти ничего нет. И даже поверь они мне, улики, которые я могу им сообщить, настолько косвенные, что окажутся недостаточными, чтобы правосудие восторжествовало.
– Ха! – вскричал я. – Если речь идет о загадке, ответ на которую вы хотели бы узнать, то я настоятельно рекомендовал бы вам обратиться к моему другу, мистеру Шерлоку Холмсу, прежде чем отправиться в полицию.
