Неординарная девушка Лида и таинственный китаец
Лида в совершенстве владела холодным оружием и приёмами самозащиты. Настоящее её имя – Ли, но в России девочку быстро переименовали в Лиду. Отец Ли, насколько она знала, был какой-то китаец из Шанхая, а мать – русская журналистка. Мама, Наталья Степановна, почему-то предпочитала помалкивать о Лидином папе и всегда уходила в сторону от интересующего девочку разговора. Зато она была ярой фанаткой китайского кунг-фу и неплохо изучила за годы жизни в Поднебесной это воистину великое искусство боя.
Свою дочь Наталья Степановна начала тренировать с самых ранних лет, как только девочка твёрдо встала на ноги. К пятнадцати годам Лида обладала знаниями и умениями настоящего мастера восточных единоборств, способного с одинаковой лёгкостью расколоть ребром ладони и кирпич, и череп.
Жили они в небольшой деревеньке Собаковке Н-ской области. Почему семья переехала из столицы в эту глушь, мать тоже не говорила. Лишь повторяла: «Ли, доченька, придёт время, и ты всё узнаешь. Имей терпение, дорогая».
Лида росла очень красивой девушкой. От китайца-отца ей достался чуть смуглый цвет кожи, да слегка раскосый разрез глаз, что абсолютно не портило её внешность, а наоборот, придавало некую экзотическую красоту.
Зато всё остальное было мамино. Белокурые волосы и огромные синие глазищи на кукольном личике могли оставить равнодушным разве что слепого.
В школе девочку любили, но одновременно и побаивались. Лида могла без труда отлупить любого хулигана любого возраста.
Однажды она спасла от избиения деревенской шпаной молодого студента, приехавшего на каникулы к бабушке отдохнуть и порыбачить. Нападавших было четверо. Пацаны разного возраста, но уже ближе к призывному. Лиде к тому времени исполнилось только двенадцать.
Девочка несколькими простыми приёмами уложила хулиганов «лицом в грязь» за пару минут. Думается, даже Фёдор Емельяненко позавидовал бы такой скорости боя. С тех пор с Лидой уважительно здоровались не только старшеклассники, но даже взрослые сельские мужики, ставившие её в пример своим чадам.
Деревенские же бабы, наоборот, не слишком-то одобрительно поглядывали на «специалистку разбивать носы», считая, что не след будущей матери и хранительнице очага ежедневно лупить руками и ногами по деревянным манекенам и мешкам, набитых песком. Все эти приспособления в изобилии стояли, висели, торчали по всему двору её дома.
Всё свободное время Лида тратила на тренировки, совершенствуя своё воинское искусство. И в ту пору, как её сверстницы вовсю отдавались любовным приключениям с деревенскими ловеласами, пятнадцатилетняя Лида изучала философию Востока, эзотерику и оккультизм. Материал она находила в Интернете, скрупулёзно отсеивая весь мусор и отбирая истинные шедевры этих мистических наук.
К шестнадцати годам Лида начала практиковаться в магии, но быстро забросила эту затею, убедившись в её бесполезности. И лишь в семнадцать, когда неожиданно скончалась её мама, Лида вновь приступила к штудированию мистической литературы в надежде найти ответы на вопросы о жизни и смерти.
***
Пожилой китаец мелкими глотками цедил зелёный чай из пластикового стаканчика, недовольно морщась.
«Как можно называть это пойло чаем?» – думал он раздражённо, с трудом проталкивая тёплую жидкость в свой пищевод.
Допив напиток и расплатившись с молоденькой официанткой, старик вышел из придорожного кафе, что располагалось на окраине незабвенного города Н-ска.
Оглядевшись, китаец направился к автобусной остановке. Минут через пятнадцать к площадке подкатил старенький ПАЗ, что, несмотря на почтенный возраст, всё ещё мерил колёсами разбитые дороги российской глубинки.
Автобус ездил по круговому маршруту, охватывая несколько сёл и деревень. Желающих с утра посетить сельскую местность оказалось немного, и салон его был почти пуст… лишь троица бритых наголо молодых парней спортивного вида играла на заднем сидении в карты. Китаец подошёл к водителю и на чистом русском языке спросил его:
– Любезный, сколько будет стоить билет до Собаковки?
– Пятьдесят рублей, – равнодушно ответил водила, за свою долгую шофёрскую жизнь повидавший на трассе и негров, и якутов, и китайцев, в том числе.
Зато молодые люди навострили уши, с любопытством разглядывая необычного пассажира.
– Пожалуйста, возьмите за проезд, – сказал водителю китаец, протягивая пятитысячную купюру.
– У меня сдачи не будет, – хмуро бросил тот, косясь на притихших парней.
– Извините, но мельче у меня нет. Впрочем, сдачу можете оставить себе, – улыбнулся необычный пассажир и сел на переднее сиденье.
– Хм… щедро, – хмыкнул водитель, радуясь неожиданной халяве.
– Справедливо, – вновь улыбнулся китаец и отвернулся к окну, любуясь окружающей природой.
– Слыш, ь китаёза… – услышал он сзади грубый голос одного из парней. – Эй… я к тебе обращаюсь, обезьяна жёлтая!
Китаец молчал, никак не реагируя на выкрики позади себя, и по-прежнему с улыбкой рассматривал проплывающие мимо берёзы и ёлки.
– Пацаны. Да он нас ни во что не ставит! – раздался ещё один насмешливый голос.
– Так может, это… он того… по-русски ни бум-бум, – заржал третий.
– Ага… а с шоферюгой через электронный переводчик разговаривал. Не, пацаны. Надо китаёзе всерьёз предъявить. Он оскорбил мои лучшие чувства! Я к нему со всей душой, так сказать, время хотел спросить, а он меня за невидимку держит! Непорядок! А ну пошли, пацаны, разберёмся.
Троица встала и прошла по проходу, расположившись напротив медитирующего китайца.
– Слышь, страхолюдина. Ты че, рамсы попутал? Мы те че, фраера какие, чтобы нас через пень кидать? Я к тебе обращаюсь… э…
– Ты обращался к китаёзе, жёлтой обезьяне и страхолюдине, – молвил, наконец, китаец, не отрывая взгляд от окна.
– Так ты они и есть вместе взятые! – заржали хулиганы.
– Короче так. Ты отдаёшь нам содержимое своего кошелька, а мы за это тебя простим. И даже форму головы корректировать не будем.
– Пожалуйста, – наконец удосужился взглянуть на них китаец и протянул портмоне.
– Так оно же пустое… – разочаровано протянул один из парней и бросил портмоне на пол.
– Тю… вот дурак-то. Последнюю пятихатку водиле за так отдал! Ну ничего… мы сегодня добрые… ограничимся простым извинением. Правда, пацаны?
– Ага!
– Верно!
Загоготали распоясавшиеся качки, предвкушая очередное представление.
– А ну, китаёза… проси у дяди прощения.
– Я не могу. Его здесь нет, – мягко ответил китаец, глядя на них с вселенским спокойствием.
– Кого нет? – слегка опешил хулиган.
– Моего дяди, – улыбнулся старик и вновь отвернулся к окну.
