Джон Юксон был простым механиком, он ремонтировал двигатели устаревших межпланетников «Эндевор». Вы бы знали, как Джону надоела эта рухлядь!
Но как говорится, рынок требовал, эти недорогие межпланетные «маршрутки», были неприхотливы, потребляли немного плутония и были очень востребованы у небольших торговых фирм.
А Джон был одним из немногих «рукастых» мастеров старой формации, кто ещё мог решать нестандартные задачи, не впадая в истерику. А молодые-то что, только современные дорогущие «пластмассины» могут чинить, да и то целиком заменяя блоки огромных стоимостей?
Джон конечно был не только механиком, за годы опыта он здорово поднаторел в электронике, делал рулевые механизмы «Эндеворов», брался даже за «реанимацию» реакторов, и даже два раза получилось «вдохнуть» новую жизнь в старичков. Да, ресурс «восстановленного» реактора был всего половина от нового, но стоимость, стоимость…
Сегодня Джону попался любопытнейший экземпляр «Эндевора»… Даже в какой-то мере уникальный.
Джон с первых нажатий клавиш на диагностическом пульте понял, что бортовой компьютер «накатал» гораздо больше, чем было заявлено клиентами…
Этот факт подтверждала и «древняя» версия модуля коммуникации с человеком, и общий вид корабля, и даже пилотские кресла стояли старого типа, да и состояние машинки было достаточно потрёпанным. «Ну да ладно», – подумал Джон, – «не хотят хозяева показывать истинный пробег корабля, хотят сэкономить, а может им продали этот «скрученный» экземпляр как более новый и они сами не знают его пробега».
Реактор был примерно на двадцать процентов изношен, но как говорится «ещё походит», «рулёвка» тоже ничего так, а вот с «мозгом» корабля были нелады.
Пилот, Майк, вечно всклокоченный и суетливый мужчина средних лет, сдавая корабль Джону, выразился так:
– Знаешь, Джонни, это вообще странно, но мне почему-то кажется, что у этого корабля какое-то своё мнение о наших рейсах. Я уже три раза попадался инспекторам с ним, хотя траектории были рассчитаны правильно, а тут – каждый раз ошибка в пару градусов туда-сюда и бум! – Майк сделал выразительное движение кулаками, – Я общаюсь с инспекторами! Видите ли, то у нас хвост выхлопа им не понравился, то залезли в чей-то коридор (странно, да?), то перегруз… Я конечно договорился с ними все три раза, время сейчас тяжёлое, всем жить хочется, сектор всё равно «наш», но… Так «договариваться» Перри задолбается каждый раз мне в рейс насыпать денег, я ему видеозаписи конечно предоставляю, я же тоже не дурак, но мало ли…
Джон тогда только хмыкнул, а теперь задумался, что это вообще могло бы быть.
Дело в том, что с механикой обычно всё понятно – что-то отвалилось, оторвалось, заклинило, тут Джону было всегда даже в какой-то мере неинтересно, хоть механиком он был что называется «от бога». С простыми электрическими механизмами тоже проблем обычно не было, а вот электроника на уровне бортовых компьютеров – это уже гораздо более интересно, бывали такие невероятные случаи, что страшно рассказать, сколько времени Джон потратил на диагностику. Однажды один из «Эндеворов» чудачил настолько странно, что приятель Джона русский парень – бывший компьютерный техник Дима только языком прищёлкивал и азартно щёлкал по клавишам своего компьютера. Тогда «Эндевор» при каких-то условиях поближе к Солнцу, примерно в пределах орбиты Меркурия начинал неистово охлаждать пилотский отсек, а грузовой трюм наоборот обогревать. Майк, который в то время тоже пилотировал тот «Эндевор», в своей манере размахивая руками, тогда жаловался:
– Представляете, во что превратились сто килограмм сливочного масла и поддон мороженого? Хорошо ещё, что я по прилёту на ту станцию додумался посмотреть на них и увидел перегрев, да выставил на пару минут погрузчиком эти два контейнера на теневую сторону погрузочной платформы – оно всё замёрзло назад. Та, те местные учёные-космонавты всё равно ничего не заметят, а масло и мороженое всё равно сделано из одной химии! Но я-то там чуть не околел при температуре «плюс пять» по Цельсию!!! У меня же только лёгкий свитерок и джинсы! Нет, ну ясно, что должен был бы быть термокостюм, но Перри же экономит! У него этих термокостюмов два или три на всю контору!
Пришлось Джону тогда изрядно полазить в трусах с приборами, висящими на шее по трюму, а в пилотской в русской «телогрейке», которую со смехом ему одолжил Дима. Оказалось, что телогрейка ему была завещана ещё дедом и в семье являлась эдаким артефактом их происхождения. И всё равно, что родился Дима и его отец на лунной станции «Коперник». Такое нынче время, земная конфедерация переживает не лучшие времена, а вот колонии на Марсе, на спутниках Юпитера и на как раз очень неплохо «стоят», денег у них лопатой греби, а Джон вообще был бы коренным землянином из Канады, если бы не дед, за длинным рублём эмигрировавший на «Лунные прииски». Эх, да что там, разваливается конфедерация…
Ладно, так вот тогда, залезая инструментами в самые неожиданные места «Эндевора», под неумолимую болтовню Майка, Джон никак не мог ухватить суть неисправности, от чего же корабль «тут греет, а тут охлаждает». Разгадка конечно же оказалась простейшей – два рядом идущих жгута проводки в районе переборки между трюмом и «пилотской» затекли маслом из подтекающего гидравлического насоса, изоляция слега «разошлась» и датчики температуры начинали «дурить». Почему это происходило в «горячем» поясе системы? На этот вопрос не смог бы наверное ответить никто. Даже Дима, покачав головой, сказал:
– Вообще-то, Джон, при таком «коротыше» в проводке компьютер должен был бы посчитать разницу в уровнях сигналов и хотя бы показывать неисправность этого жгута, но видишь ли не считал отчего-то.
А уж потом, с год спустя, обновляя прошивку того компьютера, Дима обнаружил разницу в алгоритмах подсчёта температур старой и новой программ. Вот так бывало – когда механика, электричество и программная часть давали странный эффект.
А в этот раз Джон думал, с чего начать тестирование и как Диме преподнести данный эффект, сидел, клацал переключателями на выключенном главном пульте «Эндевора», кстати его номер по каталогу был 13787, Джон запомнил этот номер сразу же, потому что он родился 13 июля 2187 года, хоть дата получалась в европейском формате, где сначала день, а потом месяц, а не как в американском, где наоборот, всё равно Джон запомнил. А ведь сегодня было девятое июня, день рождения Анджелы, девушки Джона, находящейся на Марсианской главной базе фактически в рабстве, работая медсестрой в госпитале. Дело в том, что Анджела, еще не родившись, уже была должна MC – «Mars corporation» – три миллиона долларов, так оценивалось тогда бунгало на тихоокеанском побережье Северной Америки, в приличном районе перенаселённой Земли. А на бунгало подписались в десятилетнем рискованном контракте родители Анджелы – талантливые радиологи, погибшие при взрыве баллона на Марсе, когда Анджеле было три годика. Бунгало же утонуло в океане вместе с куском берега, даже по сети рассказывали о загадочной аварии на нефтяной платформе, цунами и так далее, что-то очень мутное. Поскольку живых родственников у Анджелы тогда уже не оказалось или они были неизвестны – родители Анджелы были сами из детских домов окраинного района Лос-Анджелеса, то Анджела стала собственностью MC. С детства, выполняя как солдат, разнообразную работу в администрации базы, Анджела выросла адекватной, скромной, умной (генетику ведь не пропьёшь) девушкой, с которой Джон и познакомился в госпитале на Марсе пять лет назад, когда попал туда по своей же неосторожности – ожог правой части тела – был лёгкий пожар при ремонте большого марсианского транспорта, на ремонт двигателя которого пригласили Джона.
