Дом полыхнул неожиданно, соседи спохватились поздно, и пока ехали пожарные, от него остались лишь закопчённые стены. После пролива пепелища, внутрь вошли эксперты, чтобы попытаться определить причину возгорания, и первое, что они обнаружили – два обгоревших до неузнаваемости трупа. Тела лежали так, словно и не было никакого пожара, как будто эти два человека просто уснули, крепко сжимая друг друга руками, так и не ощутив на себе смертельное прикосновение безжалостного пламени.
– Так кто ж всё-таки сгорел? – поинтересовалась одна из припозднившихся соседок, когда обугленные головешки, бывшие когда-то людьми, укладывали в чёрные мешки.
– Да кто его знает, – вздохнула одна из женщин. – У Олега, после того как мать умерла, часто всякий сброд собирался. Пили, курили всякую дрянь, самогонку варили, орали как резанные. Он говорил, что это музыка.
– Антихристы они, – вмешалась третья, и перекрестилась, – Люциферами себя называли, прости господи.
– Откуда такие знания, Петровна?
– На клубе когда-то афишу видела. Рокеры, мать их. Вот и доигрались.
Беседу всезнающих старушек прервала остановившаяся рядом с ними огромная чётная машина, окно открылось и из него выглянул водитель.
– Дамочки, это улица Ленина?
– Да, – взбодрились соседки, уставшие обсуждать случившееся. – А кто нужен?
– Дом 123 ищу. В какую сторону ехать?
– А уже приехал, касатик. Вот он, дом 123, – с лёгкой иронией в голосе произнесла самая боевая из старушек, и указала на пепелище.
Водитель выскочил из машины, и попытался прорваться внутрь сгоревшего дома, но пожарные и милиционеры скрутили его и оттащили в сторону.
– Мужик, ты немого опоздал, – грустно вздохнул участковый…
К полуночи работы закончились, территорию пожарища обнесли жёлтой предупреждающей лентой, и все собравшиеся, продолжая обсуждать пожар, не торопясь разошлись по домам. Осталось лишь журналистов и худощавый человек со странной причёсками, облачённый в кожаную куртку с вышитым на спине черепом и надписью "Прислуга Люцифера". Он стоял, понурив голову и рыдал, размазывая слёзы по грязному лицу. Участковый пытался его прогнать, но был послан так далеко, что, покраснев, отошёл в сторону и больше его не беспокоил.
Глава первая
Сегодня, впервые в жизни, Алиса соврала родителям, сказав, что после урока в музыкальной школе хочет сходить в ДК и записываться в изостудию.
– Ма, ты же всегда говорила…
И действительно, в отличие от мужа, Кристина была далека от этого, и ей хотелось, чтобы дочь познала все прелести владения магией цвета и композиции.
– А во сколько тебя забрать? – спросила она, вспомнив, что на пять записалась на стрижку.
– Это же рядом, в ДК "Металлист". Даже дорогу переходить не нужно. И я уже не маленькая, мне скоро двенадцать. Сама вернусь.
– Ладно. Только осторожно, ни с кем не разговаривай, а то по парку шатаются разные, – Кристина посчитала, что этого предупреждения вполне достаточно, чтобы успокоить себя и обезопасить дочь.
– Спасибо, мамулечка! Не волнуйся, всё будет хорошо, – радостно защебетала девочка, повиснув у неё на шее.
Алиса показалось, что урок длился вечность. Прилежно извлекая звуки из своей скрипки, она ежесекундно поглядывала на часы, висящие на стене, но стрелка ползла невыносимо медленно. Наконец, всё закончилось… Уложив инструмент в футляр и чопорно попрощавшись со строгой учительницей, она выбежала на улицу. У неё было ещё пятнадцать минут.
Все подходы в Дому Культуры были заполнены странными людьми в кожаных косухах и затёртых до дыр джинсах, все они были лохматы, пьяны и окутаны клубами сладковатого дыма, который извлекался из передаваемых из рук в руки папирос. И вся эта вибрирующая и напряжённая людская масса издавала невообразимый гвалт, который распугивал вышедших на вечернюю прогулку пенсионеров и мамаш с колясками, дефилирующих по аллеям парка. Алиса с трудом протиснулась сквозь эту толпу, и незаметно прошмыгнула мимо дежуривших у входной двери милиционеров. Она быстро поднялась по ступенькам и постучала в дверь кинопроекционной.
– Дядя Ваня, это я, – запыхавшись произнесла Алиса.
– Заходи, дочка. Скоро начнётся, – вздохнув, ответил старик, одетый в чёрный сатиновый халат поверх костюма. – Я уже подготовился, ждал только тебя.
– А вы не забыли о том, что я просила?
– Конечно не забыл. На столе лежит.
Он запер дверь, извлёк из металлической коробки кусочки воска, размял их шершавыми пальцами, воткнул в уши и расслабленно опустился в потёртое кресло, которое долгие годы, пока не пришло в негодность, ласкало директорский зад. Девочка, не обращая внимания на старика, торопливо сняла куртку, и подвинув к стене тяжёлую табуретку, взобралась на неё. Прямо перед её глазами было квадратное окошко, в которое дядя Ваня, в обычные дни, следил за тем, как идёт показ фильма. Сейчас, сквозь него был виден весь зал и сцена, на которой вместо белого полотнища киноэкрана красовался огромный банер, сшитый из нескольких простыней, с нарисованными на нём кровавыми глазами, какого-то мифического чудища, и этот взгляд проникал в самую душу. Алиса поёжилась, мурашки пробежали по всему телу, но она не отвернулась, а лишь крепче вцепившись в края проёма, продолжала неотрывно следить за человеком, который вышел из-за кулис и стал перед микрофоном. Он поднял руку, и зал моментально стих, безропотно повинуясь ему. Он простоял так больше минуты, упиваясь своей властью, а потом резко опустил руку вниз… Его пальцы коснулись струн, и в ту же секунду раздался неимоверный грохот, от которого содрогнулись стены, задребезжали на полках металлические бобины с фильмами, а подстаканник, запрыгав по столу, грохнулся на пол.
– Началось, – обречённо проворчал дядя Ваня, поглубже затолкав восковые затычки.
Алиса простояла не шелохнувшись до тех пор, пока не стих последний протяжный звук гитарной струны, а когда зал взорвался воплями и свистом, она спрыгнула с табуретки, схватила со стола сложенный в четверо плакат, не забыв при этом про скрипку, и чмокнув в лоб спящего дядю Ваню, выбежала через другую дверь в коридор. Она знала каждый закуток этого здания и её целью было закулисье, поскольку через зал пробиться к сцене было невозможно, там шла настоящая война между беснующейся толпой и хлипким кордоном милиционеров, выстроившихся у первого ряда. А ей очень нужно было попасть на сцену. Алиса была уверена, что второго такого шанса приблизиться к своему кумиру у неё больше никогда не будет. Она держала в голове именно слово – "кумир", потому что о чём-то другом боялась даже подумать. А бессонные ночи, мокрая от слёз подушка и исписанная стихами тетрадка, в расчёт не брались. Это была её страшная тайна… Это была её первая любовь.
