Призрак в Опере существовал. Он не был порождением воображения артистов и суеверия директоров, выдумкой разгоряченных умов девиц из кордебалета и их мамаш, билетерш, служащих гардероба и консьержки. Нет, он существовал во плоти, хотя и придавал себе видимость настоящего призрака, то есть тени.
Как только я стал наводить справки в архиве Национальной академии музыки,[1] меня поразило удивительное совпадение странных явлений, которые связывали с присутствием призрака, и событий, сопутствовавших одной из самых таинственных и фантастических драм, и вскоре я пришел к мысли о том, что можно найти разумное объяснение одному с помощью другого. От всего случившегося нас отделяет не более тридцати лет, и было бы нетрудно даже сегодня найти в танцевальном фойе весьма почтенных старцев, в чьих словах никто не посмеет усомниться, которые доподлинно вспомнят, словно все это происходило вчера, подробности загадочных и трагических обстоятельств, сопровождавших похищение Кристины Дое, исчезновение виконта де Шаньи и смерть его старшего брата, графа Филиппа, чье тело обнаружили на берегу озера, находящегося в подвальной части театра Оперы со стороны улицы Скриба. Но до сего дня ни один из свидетелей не додумался заподозрить в причастности к этой ужасной истории призрака в Опере.
Истина медленно прокладывала себе путь сквозь строй моих мыслей, смущенных расследованием, то и дело натыкавшимся на явления, которые на первый взгляд вполне можно отнести к разряду потусторонних, но в конце концов мне удалось получить доказательство того, что призрак в Опере отнюдь не был тенью.
В тот день я встретил администратора нашей Национальной академии, болтавшего на лестничной площадке с очень живым, кокетливым старичком, которого он тут же представил мне. Г-н администратор был в курсе моих исследований и знал, с каким нетерпением я понапрасну пытался отыскать убежище г-на Фора, судебного следователя по знаменитому делу Шаньи. Никто не ведал, что с ним сталось, жив он или умер, и вот теперь, по возвращении из Канады, где он провел пятнадцать лет, бывший судебный следователь первым делом отправился в секретариат парижской Оперы, чтобы получить право на бесплатное место. Ибо этот старичок и был г-ном Фором.
Большую часть вечера мы провели вместе, он рассказал мне все, что знал о деле Шаньи. За отсутствием доказательств ему в свое время пришлось признать безумие виконта и смерть в результате несчастного случая его старшего брата, однако он не сомневался, что между братьями произошла страшная драма из-за Кристины Дое. Но он так и не смог сказать мне, что сталось с Кристиной и виконтом. Когда же я завел речь о призраке, он только посмеялся. Хотя тоже был в курсе явлений, которые свидетельствовали о существовании некоего человека, избравшего местом жительства один из самых таинственных уголков театра Оперы; ему также была известна история с «конвертом», однако во всем этом он не усмотрел ничего такого, что могло бы привлечь внимание должностного лица, которому поручили расследовать дело Шаньи, и потому едва выслушал показание одного свидетеля, заявившего, что ему не раз доводилось встречаться с призраком. Свидетель был не кто иной, как «Перс» – так весь Париж называл этого человека, которого хорошо знали завсегдатаи Оперы. Следователь принял его за ясновидца.
Вы конечно понимаете, что меня страшно заинтересовала история с Персом. Мне хотелось отыскать столь ценного свидетеля. Удача сопутствовала мне, и я нашел его в маленькой квартирке на улице Риволи, где он проживал с тех самых пор и где скончался через пять месяцев после моего визита.
Поначалу я отнесся к нему с недоверием, но когда Перс с детским простодушием рассказал все, что ему было известно о призраке, и передал мне доказательства его существования, в том числе и странные письма Кристины Дое, письма, проливавшие свет на ее ужасную судьбу, я уже не имел оснований сомневаться! Призрак не был мифом! Я прекрасно знаю, мне ответят, что письма эти, возможно, вовсе не были подлинными, что они могли быть подделаны, однако мне посчастливилось отыскать почерк Кристины, причем отнюдь не в пресловутой пачке писем, и заняться сравнительным изучением, которое избавило меня от всяких сомнений. Кроме того, я навел справки относительно Перса и обнаружил, что он человек честный, неспособный на какую-либо махинацию, которая могла бы ввести в заблуждение правосудие.
Впрочем, таково мнение самых именитых персон, причастных к делу Шаньи и бывших друзьями этого семейства; я познакомил их со всеми документами, изложив выводы, к которым пришел. С их стороны я получил поощрение и позволю себе привести лишь несколько строк, адресованных мне генералом Д…
Сударь,
Сумею ли я уговорить вас предать гласности результаты вашего расследования? Я отлично помню, что за несколько недель до исчезновения великой певицы Кристины Дое и разразившейся за тем драмы, которая повергла в траур все Сен-Жерменское предместье, в танцевальном фойе много было разговоров о призраке, и думается, что говорить о нем перестали лишь из-за этого дела, завладевшего тогда всеми умами; однако, если возможно найти объяснение драмы при помощи призрака, прошу вас, сударь, напомните нам снова о призраке. Каким бы таинственным ни казался он поначалу, понять его все-таки легче, нежели ту мрачную историю, в которой злонамеренные люди пожелали усмотреть лишь смертельный раздор двух братьев, на самом деле обожавших друг друга всю жизнь…
И вот, с досье в руках я снова исследовал обширные владения призрака, гигантский монумент, где он основал свою империю, и все, что представало моим глазам, неоспоримо подтверждало документацию Перса, а в довершение мои труды увенчала находка, положившая конец любым сомнениям. Вы помните, как недавно, когда копали в подвалах театра Оперы, дабы разместить там записанные на фонографе голоса артистов, кирка рабочих наткнулась на труп, так вот, я сразу же получил подтверждение тому, что это был труп Призрака театра Оперы. Я заставил удостовериться в том администратора, и теперь мне безразлично, что в газетах пишут, будто найдена одна из жертв Парижской Коммуны. Несчастные, погибшие в подвалах Оперы во времена Коммуны, погребены в другой стороне – далеко от этого гигантского склепа, куда во время осады свозили съестные припасы. Я напал на этот след в поисках останков Призрака театра Оперы, которые мне не удалось бы обнаружить, если бы не столь неслыханный случай захоронения живых голосов!