Действующие лица и исполнители:
Ганс Нойманн, он же Йонас Урбонас, пенсионер
Ганс в молодости
Александра – подруга Ганса
Судовладелец Федор – брат Александры
Журналист Юрий Ткачев
Моряки:
Федор,
Петр,
Иван,
Советник губернатора,
Представитель ФИФА – ЧМ-2018.
В массовых сценах (задействуются работники театра):
– общественные слушания:
Местный предприниматель
Супруга Местного предпринимателя,
Местный житель с собачкой,
Присутствующий,
Лицо кавказской национальности,
Дама эко-защиты,
и другие лица массовки;
– комиссия экспертов:
Председатель комиссии,
Дама со строгим лицом,
Седовласый старичок,
Седовласая дама,
Очкарик-проектант
Действие первое.
В квартире недорогая обстановка с намеком на морское прошлое ее обитателя, работает старый телевизор, идут новости на немецком языке. Что-то говорят про президента России Путина. На диване сидит пожилой человек и смотрит телевизор. Раздается стук в дверь. Пенсионер тут же переключает немецкие новости на русские и приглушает звук.
Пенсионер. Войдите, не заперто.
Открывается дверь, заходит мужчина, представляется.
Мужчина. Я журналист Юрий Ткачев. По заданию редакции.
Пенсионер (приподнимаясь со стула, здоровается за руку). Да, да… Проходите, садитесь за стол.
Журналист садится за стол, оглядывается. На стене преобладает морская тема: картина с рыболовным судном на ходу, штурвал и прочие атрибуты моремана.
Журналист (комментируя увиденное). В море ходили?
Пенсионер. Было дело.
Журналист. Кем же?
Пенсионер. Дедом…, то есть старшим механиком.
Журналист. И долго ходили?
Пенсионер. Всю сознательную жизнь и проходил.
Журналист. Что ж такого особенного вы хотели сообщить в нашу газету, чем хотели удивить?
Пенсионер (чуть заикаясь). Я… немец?
Журналист (как ни в чем не бывало). Немец… И что? Это сегодня не новость. У нас много немцев, совместных фирм… В Янтарном к примеру Людвиг Беккер, прадед которого основал Пальмникен, вообще построил немецкую слободу. А фамилия у вас, почему литовская, Урбонас?
Пенсионер (волнуясь). Я не литовец. Я не Йонас Урбонас, как написано в моем паспорте (показывает паспорт).
Журналист (до которого начинает доходить смысл). То есть. Вы хотите сказать, что Вы по паспорту, не вы?
Пенсионер (еще более волнуясь). Кто я? Теперь могу точно сказать. Я… настоящий немец и здесь родился, в Кенигсберге, в 30-м году прошлого века… Моя настоящая фамилия Нойманн, мое имя Ганс… Ганс Нойманн.
Журналист. Ничего себе… То есть вы хотите сказать, что никуда отсюда не выезжали с 1930 года?
Пенсионер. Почти…
Смена декораций под барабанную дробь. На экране сцены сюжеты старого Кенигсберга. На экране маршируют молодые парни «Юнгфольк». В рассеявшейся дымке под лучом прожектора под барабан на месте марширует один из них: шорты, коричневая рубашка, галстук. Доносится голос из репродуктора: «Четче шаг, Ганс! Четче шаг! Раз, раз, раз-два-три! На тебя будет смотреть наш гауляйтер! Старайся Ганс! Старайся!»
Молодой человек старается, но у него плохо получается, сбивается, марширует не в такт с барабаном, останавливается и снова начинает маршировать, уже более уверенно.
Голос из репродуктора: «Так, Ганс! Уже лучше, Ганс!»
Барабан стихает, Ганс начинает говорить, обращаясь к зрителям.
Ганс (в луче прожектора слева отдельно от журналиста). Мой отец работал на судостроительном заводе «Шихау»…
Журналист (как и ранее сидит за столом, но вынесен отдельно вправо от марширующего Ганса). Это нынешний завод «Янтарь»?
Ганс. Он самый. Там кстати до сих пор есть немецкие станки 30-х годов и они работают. Отец был механиком и ремонтировал немецкие подводные лодки. А жили мы там же, в рабочих бараках. Англичане разбомбили все вокруг, а завод не бомбили. Дома соответственно уцелели, в них до сих пор живут.
Журналист. К бомбежкам мы еще вернемся, а сейчас скажи молодой человек: зачем ты маршируешь?
Ганс. Нас все время тренировали для общей массовки. Как только гауляйтер Восточной Пруссии со свитой появлялся, мы тут как тут.
Журналист. То есть, ты хочешь сказать, что видел Эриха Коха?
Ганс. Видел, и не один раз.
Журналист. И как он?
Ганс. Ничего особенного. Всегда в военной форме, небольшого росточка, с усиками.
Журналист. И ты его приветствовал по нацистки?
Ганс. Обязательно! И все вдоль улиц кричали «хайль!» и вскидывали руки. Специальная служба следила за этим, и те, кто плохо вскидывал, тут же наказывались ударами дубинками по рукам.
Журналист. И где вы маршировали?
Ганс. По Кенигштрассе – это нынешняя улица Фрунзе. Обычно нас в форме «Юнгфольк» собирали у Королевских ворот и прогоняли строем прямиком к Королевскому замку. Я шел в первых рядах, потому что сами видите мой рост. Я имел возможность наблюдать за всем происходящим. Особенно 20 апреля, в день рождения фюрера. Это был самый большой праздник.
Журналист. Но самого Адольфа Гитлера ты конечно…
Ганс. Видел, один раз до войны с Россией.
Журналист (поправляя). С СССР, ты хотел сказать.
Ганс. Для Запада СССР всегда был Россией. И любого из Советского Союза считали русским. Как и сейчас.
Журналист. И что Гитлер?
Ганс. Мы стояли в почетном карауле напротив здания нынешней мэрии. Он проехал мимо в открытом автомобиле и поприветствовал нас. Собственно, это все, что я могу о нем сказать.
Журналист. Кого еще ты видел из нацистских преступников?
Ганс. Доктора Геббельса видел, рейхсмаршала Германа Геринга. Они вместе с Эрихом Кохом посетили выставку оружия, захваченного на полях сражений в 1943 году. До этой выставки нас война особо не затрагивала, мы учились, маршировали. А здесь даже по запаху гари чувствовалось, вот она – война!
Журналист. А где размещалась эта выставка?
Ганс. На том самом месте, где сегодня товарный рынок, на пересечении Пролетарской и Черняховского. Там стояли русские орудия и танки, в которые нам пацанам разрешалось залезть внутрь, что я сделал, подвигал рычаги, всякие механизмы. Может там и зародилась идея, стать механиком.
Журналист. У тебя как живого свидетеля событий, хочу узнать один из главных вопросов того и нынешнего времени: ты видел Янтарную комнату?
Ганс. Это вовсе не главный вопрос того времени. Как-то нас школьников повели на экскурсию в Королевский замок. В одном из залов я ее увидел, но вскользь, потому что было не до неё. Нам дали надеть войлочные тапки и мы, пацаны, скользили на них, гоняясь друг за другом, за что получили от учителя по рукам не один удар палкой. Нам было не до Янтарной комнаты, потому что в это время уже устанавливали трофейную военную технику Восточного фронта и мы все хотели туда попасть.
Журналист. Как ты успевал в школе?
Ганс. По разному. Высшей оценкой была единица. Это «зер гуд». Хорошая оценка – двойка. Это просто «гуд». Тройка – это полный отстой, как сейчас говорят.
