Люблю Москву. Я прилетела ранним утром, но всё время сеял дождь, а небо будто приплыло сюда из Питера. Промокло всё. Кости стали склизкими.
В аэропорту дуло, холодило. Мне не дал деньги банкомат, к которому я тащилась километр с чемоданом, потому что не могла сдать багаж без налички. Сняла с комиссией. Багаж не принимали. Нет, ничего запрещённого, просто грузчика не было на месте. Полчаса.
В автобусе я купила карточку с одним проездом, а в метро – с двумя, но выкинула, перепутав, неиспользованную, и меня прищемило турникетом.
Я встретилась со знакомой, опоздав на встречу на целый час, потому что вышла не с той стороны на пересечении трех станций метро.
После того, как она ушла, я просидела в Макдаке ещё минут сорок, чтобы прошёл дождь, и я смогла поехать на мою любимую ВДНХ.
Накрыло такое беспомощное чувство: время есть, а я его не использую, будто бы устала в начале путешествия. Либо боюсь. Точно, это всё страх нового, от него у меня эти настроения и апатия. Не знаю, что будет. Ну и не надо! Будет хорошо, это точно. Просто не выспалась и дождь, холодно, сонно, и в метро прищемило…
Я отправилась на Красную Площадь, там, если что, ГУМ спасёт.
Спас, хоть на улице и была пёстрая ярмарка с большим щелкунчиком и рядами ярких ягодок-матрёшек. Кстати, одну я купила – собираюсь покинуть родину надолго, должно же у меня быть напоминание.
В ГУМе чуть не уснула, но спасли китайцы, которым я почему-то полюбилась. Они часто ходят и смотрят на русских восторженными глазами, и если вдруг губа у тебя дрогнет (от холода свело) или улыбнёшься невзначай, обязательно здороваются, и, кажется, ещё чуть-чуть, и побегут жать руки.
Дождь не проходил, а время – да.
***
Я сидела в кафе аэропорта одна и ела цветную капусту. Из хаотичных шумов складывалась своеобразная гармония.
Мимо проходили люди: цыганка в шлёпках-каблуках, в юбке с воланами и в повязанной на голове косынке, стриженная под мальчишку худенькая девушка, дама-груша с иконописным лицом, коротыш-папаша с малюсеньким ребёнком на руках. Деревенская пара в годах фотографировалась возле кафе, где сижу я.
Малыш с синими глазами подбежал и говорит: «Ням-ням!» Я кивнула, он улыбнулся. Семья откуда-то с ближнего зарубежья: смеются, едят, быстро разговаривают. Ко мне подошёл парень: высокий, бородатый, в очках:
– О чём вы думаете?
– Вот прямо сейчас, в данную секунду?
– Да.
– Что за человек ко мне подошёл? Насколько безопасно с ним контактировать, а то тут у барной стойки как в стойле ругались. Радар работает.
– И что показывает?
– Вроде не сигналит: бросай всё и беги!
– Это хорошо.
– А вы о чём думаете?
– Что гармония здесь превращается в какой-то хаос. Надо спасать.
– И как?
– Хорошим разговором.
– Что по вашим меркам – хороший разговор?
– Например, сейчас.
– Гармония восстанавливается?
– Ну да.
Электронный голос внезапно разрезал ниточку между нами словами о том, что объявляется посадка на самолет в Варшаву, которая так долго откладывалась. Мой собеседник остолбенел:
– Кажется, гармония здесь так и не наступит. Оставляю вас в хаосе, – он взял салфетку со стола написал что-то, завернул, чтобы не было видно букв, – прочтёте, когда прилетите на место назначения.
– Солнца вам в путь.
Спрятала бумажку в передний карман рюкзака. Прочту, когда прилечу – люблю сюрпризы. А бумажные письма – ещё больше.
***
Я уснула в самолете.
Мужчина с чемоданчиком, в рубашке парусом, подпоясанный ремнём из 90-х. Стрижка под 0,7, квадратная челюсть, безликие глаза. Про него говорят только шёпотом, он всегда поблизости, и как только чует твою потребность, сразу появляется с вежливым предложением:
«Хотели бы вы не лететь пять часов в самолёте, а сразу оказаться в нужном месте? Не слушать крики жены, не стоять в пробке? Быть на занятиях, но не тратить на них время? И при этом заработать?
Это возможно. Просто продайте свои минуты, по серебряному за одну, от вас ничего не требуется, только согласие.
Из ваших ненужных минут можно создать целую жизнь, отдать тому, кому не хватает времени, при этом сэкономить ваши нервы и силы. Вы получите деньги прямо сейчас. Почему нет? Это совсем не больно».
Я проснулась в холодном поту.
Почему чувства во сне ярче, сочнее, отчетливее? Наверное, потому что подсознание чисто и открыто, не зашоренно будничностью, не заперто страхами.
Сон показывает, на что способна наша душа, какой эмоциональный диапазон мы можем задействовать. И наша задача в реальности – вытащить эти способности наружу.
Мой озноб пробуждения пронёсся, кажется, по моим соседкам: я сидела между двумя тётушками в самом удобном ряду – первом. Было куда сложить ноги, до туалета недалеко, а ещё нас постоянно навещали дети, которые не могли высидеть и получаса на своих местах и тянули за собой полусонных пап-мам на прогулку по салону.
Правая соседка принялась отпаивать меня чёрным, как задница дьявола, кофе, а другая отрезвлять чёрным же шоколадом. Никто из них не хотел есть мои шоколадные конфеты с орехами, дамы признавали только чистый продукт, видимо.
Впрочем, они оказались вовсе не занудами. Пышноволосая светлоглазая Тамара, летевшая к дочери в Фигерас, или в его окрестности, рассказывала о том, как съездила в Питер на встречу выпускников спустя сорок лет после окончания вуза. Как ходила навещать дом, где в семнадцать ей была отведена маленькая комната с её любимым подоконником, как трогала стены университета и прогуливалась теми же путями, что и все студенческие годы.
Анжелика, цепляющая выпученными глазами и орлиным носом, жаловалась на авиакомпанию, рассказывала про вчерашние поминки недавно умершей подруги, сыпала историями из жизни и сетовала на сына, которого вырастила одна, а он поступал в МГУ три раза без чьего-либо вмешательства, и был отчислен столько же, поскольку ему лень на лекции ходить:
– Вот ты – девочка-умница! Мало того, что заработала на свою машину, так не побоялась продать и махнуть одна в чужую страну и надолго. У тебя всё получится.
Да, я продала своего маленького дракона, на котором летала пять лет. Как только выплатила кредит до конца. На следующий же месяц купила билеты.
Мы смотрели на Пиренеи, которые принимали за Альпы. А может быть, это были Альпы. Тётушки щебетали, желали мне всего, чего я так хотела.
Самолёт сел, а я всё никак не могла выйти с первого сидения: мой рюкзак был слишком тяжёл, чтобы я вытащила его сама. Перегородив дорогу белобрысому здоровяку, я вскричала: «Помогите, пожалуйста, а то я никогда отсюда не выйду!» Он помог, и наконец моя нога ступила на неизведанную заграничную землю. Нога в двух носках и осеннем сапоге. Тело в трёх кофтах и пальто. На дворе плюс тридцать. Тётушки уже давно убежали, я одна. Кругом – Испания.
