Люксембургский дворец (Le Luxembourg)
Слегка безумные дамы и не слишком разумные господа!
Говорят, что в час тот самый,
Когда в Люксембурге гаснут огни,
В его саду все, следуя методе,
Готовы для нежной любви.
Сатирическая песня XVIII века
Через два года после того, как нож Равальяка[2] избавил Марию Медичи от супруга, которого она никогда не любила и не считала себе ровней (регентше Франции при старшем сыне, несовершеннолетнем короле Людовике XIII), она окончательно поняла, что Лувр ей не просто не нравится – он ей ненавистен. Окружавшие комплекс зданий канавы весь год источали отвратительный запах, несмотря на огромные суммы, потраченные Марией Медичи с целью превратить Лувр в жилище, достойное короля, подобное дворцам с берегов Арно. Лувр был очень богат… поэтому она и «вышла за него замуж». Она не могла простить старому дворцу Капетингов неприятного впечатления от первой встречи с ним. В день ее «радостного прибытия» в Париж за массивными дверьми Лувра ее ждала неприглядная картина: грязные полотна известных живописцев, облупившиеся стены, протершиеся до основания ковры и мебель, пригодная разве что для каморки старьевщиков.
Все это безобразие шокировало ее впечатлительную натуру. Мария Медичи была близка к тому, чтобы принять происходившее за нелепую шутку ее новоиспеченного супруга – подвижного коротышки, веселого, но грубого и пропахшего чесноком. Она выскочила замуж в Лионе всего за несколько дней до прибытия в Париж. Супруг не встретил ее: в одиночестве и отчаянии она пробегала по угрюмым залам, стены которых цвели плесенью и отдавали гнилью. Генрих IV предпочел общество Генриетты д’Антранг, маркизы де Вернёй, которая не лишила себя удовольствия отравить супружескую жизнь флорентийке, прежде чем сблизиться с ней. Опять же не без корысти, но лишь тогда, когда назрела необходимость избавиться от властного любовника.
Итак, став вдовой, Мария Медичи решила найти себе новое жилище, которое бы точно соответствовало ее вкусу. Она выбрала левый берег Сены и живописный квартал, состоящий из садов и больших особняков, простиравшихся на склонах горы Святой Женевьевы. Там находился красивый особняк герцога Люксембургского, построенный веком раньше для Арле де Санси – ныне это Малый Люксембургский дворец. Королева-мать купила особняк, и поначалу он стал прибежищем ее детям – она перевозила их туда, когда они болели. Но очень скоро выяснилось, что здание слишком мало. Кроме того, дети быстро росли. Через два года Людовик XIII должен был достичь совершеннолетия и жениться на инфанте Анне – той самой, которая вошла в историю под именем Анны Австрийской. Тогда Мария Медичи не сможет распоряжаться в Лувре, она должна была придумать какой-то достойный выход из ситуации. И она приняла стратегически верное решение построить новый дворец – копию дворца Питти во Флоренции, где прошло ее детство.
Конечно, можно было закончить постройку дворца Тюильри, начатого ее тетушкой Екатериной Медичи, но Мария хотела иметь жилище, которое принадлежало бы только ей. Подумав, что хорошо было бы пригласить архитектора из Флоренции, она все же поручила строительство Соломону де Броссу, который едва ли был вдохновлен образцом Питти.
Было снесено несколько домов и часть Малого Люксембургского дворца. 2 апреля 1615 года Мария Медичи собственноручно заложила первый камень фундамента и три золотые медальона в основание нового дворца. Для полного завершения строительства понадобилось пятнадцать лет, но с 1625 года королева-мать уже поселилась на втором этаже западного крыла дворца, названного дворцом Медичи. Названного королевой, ибо парижане прозвали его Люксембургским дворцом.
Здесь, в комнате Марии Медичи, 16 ноября 1630 года разыгралась бурлескная комедия, которая осталась в истории под названием «День одураченных» и из которой Ришельё, к тому времени уже считавший себя потерянным, сосланным и побежденным толстой и злой королевой, вышел еще более сильным, чем прежде.
Шестью годами позже, по милости своего младшего сына Гастона Орлеанского втянутая в заговор против короля, Мария Медичи оставила свой прекрасный новый дворец, чтобы уже никогда больше в него не возвращаться. Сосланная в Блуа, она умудрилась оттуда бежать и вскоре (в 1642 году) умерла в Кёльне.
Знаменитый «Грязный поэт» Клод Ле Пти посвятил несколько строф брошенному дворцу:
Когда я смотрю на чудесное здание,
Что над самим Лувром, похоже, смеялось,
Себе говорю я: «Возможно ли это,
Чтоб та, кто его возвеличила,
От голода в Кёльне далеком скончалась?
Через год после смерти королевы-матери не осталось больше никого из главных действующих лиц «Дня одураченных». Людовик XIII и Ришельё отправились в мир иной практически одновременно (с разницей всего в несколько недель). Люксембургский дворец перешел к Гастону Орлеанскому, вечному заговорщику, не сделавшему там ничего, а потом – к его вдове, Маргарите Лотарингской, которая прожила там еще двенадцать лет до самой своей смерти.
И кому же потом достался огромный псевдоитальянский дворец? Старшей дочери Гастона, мадемуазель де Монпансье, прозванной Большой Мадемуазель за ее подвиги в годы Фронды, когда она заставила пушки Бастилии стрелять по своему кузену Людовику XIV. Мадемуазель, которая к тому времени уже занимала большую часть замка, была, без сомнения, богатейшей женщиной во Франции: владения Домб и Рош-сюр-Йонн, герцогства Монпансье, Шательеро и Сен-Фаржо «вместе с многочисленными прекрасными землями, носящими титулы маркизатов, графств, виконтств и баронств, плюс кое-какие королевские ренты, а также частные ренты – все это составляло триста тридцать тысяч ливров ежегодной ренты». Но она была еще и совершенно безумной особой! Судите сами!.. Разве не ей в тридцать шесть лет пришла в голову идея выйти замуж за младшего отпрыска семейства Перигор, Антуана Номпар де Комона, маркиза де Лозена, который был на семь лет моложе ее, менее знатен и даже не особенно красив? Маленького роста, с красным носом и редкой шевелюрой, этот самый Лозен не был привлекательным мужчиной… Но он обладал дьявольским умом и рыцарской храбростью, и все женщины были от него без ума. Он уже давно перестал вести счет своим любовным победам. В ловких руках этого молодого проказника бедняга Мадемуазель растаяла, словно воск.
