Я никогда не любил участвовать в громких делах. Сам по себе – человек скромного склада, сдержанный, системный, любящий порядок больше, чем правду, и человеческий разум больше, чем любое правосудие. Моя работа – понять, вменяем ли человек. Не судить. Не решать, что справедливо. Лишь фиксировать:
способен ли он понимать суть и последствия своих поступков.
Именно поэтому, когда ко мне поступило дело №437/ПСЧ, я воспринял его как рутинное. Подсудимый – мужчина, 32 года. В прошлом врач. Умный, сдержанный. Хладнокровный.
На бумаге – несчастный случай. Двое погибли при разных обстоятельствах, с разницей в три дня. Статистика любит совпадения. Прокурор – нет. Прокурор хотел крови. Он утверждал, что перед ним не просто подозреваемый, а исполнитель, стратег, убийца, обвинивший в бездействии систему и решивший «восстановить справедливость» собственными руками.
Когда я впервые увидел его – он был спокоен. Ни паники, ни бравады. Его лицо больше говорило не «я не виновен», а «я всё
уже рассчитал». Именно тогда я понял: он не боится тюрьмы. Он боится потери смысла.
– Я хочу, чтобы вы поняли, – сказал он. – Не защитили, не
оправдали. Поняли. Только один человек в этой стране должен знать, что всё имело свою логику. Если она покажется вам
безумием – значит, так тому и быть.
Он рассказал. По частям. Сначала – о жене. Она была на восьмом месяце беременности, когда в дом ворвались двое. Известные личности – один из них брат прокурора. У него были связи, влияние, компромат на половину верхушки государства. Второй – его напарник, «исполнитель грязной работы».
Странно, что он сам пошел на это, а не отправил кого-то. Они искали что-то. Не деньги. Не украшения. Они искали файлы.
Они искали флешку – улики, которые его сестра, журналистка, спрятала в их доме за сутки до исчезновения. Он даже не знал, что она это сделала.
Он позвонил в полицию. Его жену увезли с внутренним кровотечением. Малыш не выжил.
Он не спал трое суток. Не ел. Не кричал. Он просчитывал.
Мне не нужна была месть, – говорил он. – Мне нужна была справедливость. Если закон не работает, значит, кто-то должен взять на себя его функции.
Я спросил, чувствует ли он вину. Он посмотрел на меня так, как будто я задал глупейший вопрос.
Когда вы давите крысу, которая пыталась перегрызть вашему ребёнку горло – вы чувствуете вину?
Он прямо не признался. Он лишь «рассказывал гипотезы». Но этих «гипотез» хватило бы на десяток приговоров, если бы у прокурора были доказательства. Их не было. Подозреваемый стал свободен.
Прошел год. Я пытался забыть. Я знал, что он не исчез. Таких не забывают.
Поздно вечером, возвращаясь из офиса, я увидел мужчину в парке. Он стоял, как будто ждал.
Здравствуй, – сказал он. – Моя жена мертва. И моя сестра, вероятно, тоже. Прокурор закрыл дело. Ни одного шага.
Он передал мне флешку. На ней – видеозаписи, документы, схемы. Он не просил меня ничего делать с этим. Он просто хотел, чтобы кто-то знал.
Если меня не станет – ты знаешь, что делать.
Через 6 месяцев началась череда странных смертей. Несчастные случаи. ДТП. Сердечные приступы. Вся верхушка, причастная к делу – мертва. Компромат опубликован анонимно. Вся страна в шоке. Герой – сестра, пропавшая без вести. Обвиняемый – исчез. Навсегда.
Смерти шли волной. Сначала – трое. Потом затишье. Потом снова. Прошло два года. За все эти годы в новостях звучали только одни фамилии – и только одна формулировка:
«несчастный случай». Сердечные приступы, ДТП, самоубийства. Одно за другим. Все фигуранты дела №437/ПСЧ – мертвы.
Компромат всплыл. Громкие фамилии, грязные деньги, схемы.
Империя рушилась в прямом эфире. Сработано было с хирургической точностью. Никаких следов чьей-либо
причастности. Но все знали – кто-то определенно приложил к этому руки. Ну не могли все фигуранты одного дела поумирать один за другим якобы случайно.
Героем всей истории стала его сестра – якобы отважная
журналистка, докапавшаяся до правды и исчезнувшая без вести. О нем – ни слова. Он исчез без вести. Как и обещал.
На него могли открыть охоту. Но ни одна структура не решилась. Он доказал: даже намёк на преследование – и он превратит охотников в мишень.
Я не знал, что думать. Я старался забыть, но каждый вечер, возвращаясь с работы, ловил себя на мысли: А вдруг сегодня? И однажды – это случилось.
Поздно вечером, я как обычно возвращался с работы. У двери посылка без маркировки. Без имени. Только адрес, который я
однажды оставил ему. Внутри – конверт с деньгами и записка, написанная знакомым почерком:
Здравствуй, мой дорогой эксперт.
Это лишь небольшая благодарность за твое понимание. Ты, наверное, уже обо всём курсе.
Спешу сообщить: я жив. И буду жить, храня память.
Со мной связались. Разведка одной из стран в нашем
континенте. Или это не разведка вовсе. Каким-то образом они были в курсе всего произошедшего. Они предложили мне
укрытие и работу. Я согласился.
Но меня не покидает одно чувство: всё это было подстроено. С самого начала.
И у меня появилась новая цель – выяснить, кто за этим стоит.
Я долго смотрел на записку. Без угроз. Без просьб. Просто сообщение: он жив. Он благодарен. И он продолжает путь. Он всегда был точен в формулировках.
"Мне предложили укрытие и работу" – это значило, что он теперь вне системы. Но не вне игры.
"У меня появилась новая цель" – это значило, что кто-то ещё в списке.
Прошел еще год. За это время мировые прессы стали чаще писать о странных трагедиях: упал с лестницы, задохнулся во
сне, передозировка препаратами. Всё как всегда. Статистика любит совпадения. Только я знаю, что это не совпадения.
Он работал, как вирус в организме – невидимый, но летальный. Ни следов, ни симптомов – пока не поздно.
Я не вмешиваюсь. Не осуждаю. Я – эксперт. Не судья.
Но я сохранил записку. Бумажный лист с его почерком – не улика, не доказательство. Просто напоминание:
иногда справедливость носит чужое лицо.
Если вы читаете это – значит, он ещё где-то рядом. Или ушёл, оставив всё чистым.
Он просто делает то, что, по его мнению, никто не решился делать.
Архив без срока давности.
Дело №437/ПСЧ. Закрыто. Пока.
