По экрану движется бледная тень. Вроде бы человек, но бесплотный. Только видимое движение, и больше ничего.
– Так… Что у него под ногами?
– Э-э-э… Асфальт. Мокрый. После дождя…
– Ага… – иду за лейкой, наливаю из-под крана. Поливаю асфальт.
– Пишем. И побыстрее, вода уходит…
Включается запись – красная лампочка под экраном. Воздух в студии недвижим и беззвучен, как ожидающий воскресения покойник…
– Нет-нет, у него мягкие кеды, а у тебя прямо лакированные ботинки.
– А, да, теперь вижу… – лезу в сумку с обувью, достаю кеды.
Переписываем. У героя появился ШАГ. План тянется довольно долго, секунд пятнадцать. Это по моим меркам… В следующем куске идет он же, но уже в другом месте.
– Нет, тут не надо. Там в «чистовой» хорошо слышно, без «мусора», оттуда возьму…
– Будем кусок полностью писать или шаги напропалую до конца ролика?
– Все будем писать. Мне сразу в перезапись сдавать надо, чтобы у Пашки весь комплект был.
– Ладно… Давай тогда по шорохам пойдем.
– Давай.
– Не пойму, что у него за куртка?
– Синтетика, типа болоньи. Я на площадке был, видел.
– Ага… – иду в другой конец зала и роюсь в нашей огроменной куче тряпок… Последний раз использовал болонью довольно давно, потому она очутилась на самом дне. Тихо ругаясь, вытаскиваю ее оттуда.
– Ладно, поехали…
Герой идет довольно спокойно, так что и шуршу слегка, вполсилы…
– Годится?
– Да, нормально.
– Что у нас там по реквизиту?
– Тут не очень много. Только в конце плана подходит к парапету набережной и закуривает. Сейчас покажу…
Действительно… Останавливается, достает пачку, зажигалку, прикрывает огонек от ветра, летит легкий дымок…
– Сигаретой трещать надо?
– Да нет, тут шумный план, машины носятся, слишком тихий звук, никто не услышит. Не надо.
– Угу… А у него что, Zippo?
– Да.
Иду в кладовку и нахожу коробку со всякими металлическими мелочами. Достаю две Zippo. Несу в зал.
– Смотри… У меня два варианта. Стальной и латунный. Послушай…
Подношу зажигалку к микрофону и щелкаю. Одну, вторую…
– Вторая – это латунная была?
– Ага.
– Давай ее. Больше на правду похожа.
Щелкаю, прикуриваю…
– Отлично, как живая. Так, теперь надо бы водичкой поплескать. Она там прямо внизу.
– На Москве-реке снимали?
– Не, на Яузе. Уже осень была – ветер, холодрыга.
– Ну, смотри, ванну наполнять надо… Хотя нет – тут тазика хватит…
Достаю с полки мой любимый красный пластиковый таз и наполняю его в ванной. Тащу в центр зала и ставлю на стул. Тяжелый, зараза… Запись…
Вообще, очень люблю работать с водой. Невероятно податливый материал. Слушается малейшего касания. Легонько, кончиками пальцев, вожу по поверхности. Да, получается спокойная осенняя Яуза…
– Так, ну чего, этот кусок закрыли?
– Да вроде. Пойдем в буфет, по кофейку?
– Давай… Слушай, а этот тип, он, вообще, кто?
– Киллер. В следующей сцене на задание пойдет.
– Киллер??? Что ж ты сразу не сказал…
– А что?
– Да у него же совсем другой шаг должен быть!
– В смысле?
– Ну как в смысле! Я ж его формально прошел, как обычного, среднего человека. А ведь тут характер. Это такой замкнутый, осторожный, привыкший к своему повседневному злу.
– Так и чего?
– Чего-чего – переписываем шаги. Не годится так…
– Ну ладно…
Идем в начало эпизода. Снова включается запись и… я преображаюсь. Я снова иду. Я превращаюсь в киллера. Я вхожу в его нутро. Мерзкое, бесчеловечное, холодное, как погреб зимой на закрытой даче…
И я выхожу из НЕГО, не совсем понимая, где нахожусь… Но вокруг мой родной зал, горы реквизита, спокойно ждущего, чего я от него еще захочу… Уф… По лбу стекает пот, и немного трясет. Я только что на несколько секунд превратился в убийцу. Неприятно? Ну что ж, по-другому никак. Такая ПРОФЕССИЯ.
– Погоди, ты говоришь – киллер. А что ж он в такой «громкой» свистящей куртке ходит?
– Это он только тут. Потом будет в другой, мягкой, шерстяной.
– Понятно… Ну как? Годится?
– Ага! Офигенно получилось! Прямо живой убивец! Ладно, пойдем кофе глотнем…
– Да… Сейчас он очень к месту…
И человек обрел плоть! Моими шагами, моими шорохами, моей зажигалкой. Он теперь живой. Хотя и киллер…
* * *
Я не разбираюсь в технике. Это епархия звукорежиссера и инженера. Единственное, что я хорошо знаю, – это микрофоны. Да и то, не их начинку, а то, как с ними работать; куда правильно поставить, как точнее направить. А где-то и схитрить. Например, просят, чтобы постановка бутылки на стол была массивней, более низкочастотной. Конечно, это может сделать и звукорежиссер. Покопаться в настройках компьютера и понизить частоту. Но… Я считаю, что все-таки это моя забота. И потому меняю положение микрофона. Теперь он смотрит не точно на бутылку, а немного под стол. И звук меняется – становится ниже.
– О! Во! То что надо!..
Нас немного. На всю страну можно насчитать человек десять, максимум пятнадцать. Основная часть сосредоточена в Москве. Немного есть в Питере… Практически всех знаю по именам и, так или иначе, со всеми общаюсь.
По старой советской терминологии мы называемся ЗВУКООФОРМИТЕЛИ. Между собой, на своем жаргоне, мы шумовики. В титрах фильма про нас иногда пишут: «синхронные шумы».
Когда появилась эта «шумная» профессия? Назвать точную дату нельзя. Но это примерно 30-е годы XX столетия. То есть тогда же, когда в кино ворвался звук. При этом вот что забавно – эта профессия появилась, в общем, одновременно и в Голливуде, и у нас. Причем безо всякой связи друг с другом. Видимо, сказалась сама логика развития кинематографа. Иными словами, она не могла не возникнуть. Экран и звук просто требовали ее. В Голливуде был человек по фамилии Foley (кажется, Джон). Вообще, по первой профессии он был каскадер, но постепенно перешел в работу со звуком и создал синхронные шумы. По его имени там так до сих пор и называют наше ремесло: foley artist. Кто был основателем нашего дела здесь, сказать трудно. Известно лишь то, что был актер Владимир Попов. Кто знает довоенный кинематограф, тот помнит его по роли Робинзона в фильме 1936 года «Бесприданница» по Островскому. Так вот, он был просто маньяком синхронных шумов, одним из основателей нашего дела на «Мосфильме».
Азы теории: звук в кино вообще и шумы в частности…
Вообще – из чего состоит звук в кино? Основных элементов три.
01 – Реплики актеров, голоса.
02 – Музыка.
03 – Шумы.
Шумы, в свою очередь, делятся тоже на три части: во-первых, звуки всевозможной техники. Их условно можно назвать техногенными шумами. Записывает их звукорежиссер непосредственно на съемочной площадке. Это вообще самостоятельный процесс, когда микрофоны закрепляются у работающей машины (например), на взлетной полосе, чтобы записать звук работающих турбин, или на стрельбище, чтобы запечатлеть звук выстрелов. К слову сказать, раньше звуки выстрелов представляли некоторую проблему, поскольку из-за их громкости микрофон часто «залипал», и потому вместо полноценного выстрела получались какие-то невнятные «пуки». Поэтому приходилось уже на перезаписи доводить их до ума. Сейчас, с развитием звукозаписывающей техники, эта проблема ушла в прошлое, звук становится полноценным уже в первичной записи…
