Йемен, Сана. 18 ноября 1993 года
Из дневника Эдда Лоренца
Стюардесса приблизилась ко мне, демонстрируя темные, немного старомодные колготки.
– Что будете есть?
Я поставил стаканчик в углубление на столике, взял меню и выбрал рыбу.
Она пошла дальше, а я вдохнул сильный, но ненавязчивый запах ее духов.
Рядом со мной сидел пожилой мужчина с желтым гигиеническим пакетом в руках и потухшими глазами.
Вытянув ноги, я попытался ни о чем плохом не думать. Не думать о чем бы то ни было. Вообще не думать. Но это плохо получалось. И я подумал, что путешествие – это всегда испытание судьбы, финишная ленточка горизонта, которая в тебе самом, поэтому она далека и недосягаема.
Я вынул из пакетика круглую конфету, покрытую кокосовой стружкой, и плотнее закутался в одеяло плед. Стружка заскрипела на зубах, как шаги на свежем снегу. Это напомнило мне о том, что ближайшая задача – несмываемый загар, скрывающий все неровности кожи. А там посмотрим.
Ночная пересадка в Аммане прошла как во сне.
Четыре часа утра. Самолет завис над Аравийским полуостровом. Горы, ветер. Самолет сильно трясло. Йеменские стюардессы переоделись во все черное, напугав группу европейцев.
До Аль-Джамхурии аль-Йамании оставалось лететь еще два часа.
Я вынул из сумки pocketbook с текстом Корана и открыл его на первой попавшейся странице:
Что же на всяком возвышении (вокруг вас) вы, забавляясь, строите себе (своих годов) затейливые вехи? Себе заводите прекрасные места для почиванья с надеждой в них почить (навечно)[1]?
Почить навечно в мои планы не входило.
Я положил Коран обратно в сумку и вынул путеводитель. Оказалось, что Йемен от еврейского слова «ямин» – правый. Страна, лежащая справа. Древние евреи определяли стороны света по отношению к стороне солнечного восхода. Римляне называли Южную Аравию – счастливой[2], а греки прозвали местных жителей «удачливыми арабами».
Еще я узнал, что йеменское законодательство базируется на шариате и в стране действует сухой закон. Ну, это мы еще посмотрим…
При посадке самолет глухо стукнулся о взлетную полосу. В иллюминаторе промелькнули жестяные ангары, торчащий из земли остов разбитого самолета, обшарпанное здание аэропорта и склоны подступающих к нему гор.
В здании аэропорта суровые воители пустыни щеголяли в клетчатых юбках и помятых пиджаках. На голове клетчатый платок. На животе широкий кривой нож. Шлепанцы, надетые без носков.
Круто я попал.
Женщины были закутаны в черное до пят, все закрыто, кроме глаз. Вполне элегантные дамы.
Таможенник смотрел на меня почти ласково, но заставил открыть обе сумки.
– Вы задекларировали старинный крест. Покажите его.
Я показал.
– Он какой-то не такой.
– Это крест «анх».
– Вы собираетесь его продать?
– Нет, как ввез, так и вывезу. Это талисман.
Время шло. Таможенный досмотр грозил превратиться в настоящий кошмар. Но все обошлось.
На выходе меня попросили пройти в полицейский участок и подождать. Я ждал. Наконец полицейский подозвал меня, но и после этого он еще несколько минут не отрывал глаз от своих бумаг. Что поделаешь, Восток.
– Цель приезда? – спросил он, ткнув пальцем в соответствующую графу.
– Телевидение.
– Это не цель. Повторяю, с какой целью вы приехали?
– Я журналист. Делаю репортажи…
– Тележурналист?
– Можно и так сказать.
– Вы не похожи на тележурналиста.
– Видимо, не очень удачный день… Я действительно хочу снять фильм.
– Где ваша телекамера?
– Я приехал искать натуру.
– Для чего?
– Для съемок «Тысячи и одной ночи».
– Вместо телекамеры у вас какой-то крест.
– Это не крест, это ключ.
– И где же «та» дверь?
– «Та» дверь находится между жизнью и смертью.
Полицейский поднял брови и улыбнулся:
– Можете засунуть свой ключ в задницу. Ладно, идите.
На выходе я увидел водителя, размахивающего табличкой с моим именем.
После непродолжительной перепалки юркие носильщики погрузили мои сумки в старый джип. И я покатил.
Итак, первая часть задуманного мною плана выполнена – теперь, как здесь говорят, я сам себе султан. И если мне суждено опять во что-то вляпаться, то пусть это произойдет под зорким оком Аллаха.
Было довольно прохладно. Восходящее солнце освещало горные склоны голубовато-фиолетовым светом. Непривычные краски, необычные звуки, запахи. Горы с плоскими вершинами, башни, крепости, глинобитные стены старинных построек.
Мимо проехал «башмак», в его кузове, держась друг за друга, стояло человек 10. Еще пять человек сидели на крыше и на капоте.
Наконец за поворотом появилась Сана. Я попросил остановить машину и минут десять разглядывал высоченные средневековые небоскребы, похожие на рождественские пряники, с торчащими между ними минаретами.
В самолете я успел прочитать, что этот фантастический архитектурный стиль называется «тахрим», и здесь, в Йемене, он сохранился в своем первозданном виде.
Издалека прилетел протяжный голос муэдзина. Когда он замолк, стали слышны звонкие голоса меленьких птичек.
Через полчаса мы въехали в одни из девяти ворот города.
Водитель огласил список городских отелей:
– В Сане безопасно только в трех отелях: в Sheraton, Taj и Moevenpick. Оkay! Если нет money – надо ехать в Arabia Felix. Из окна ничего не видно, но нет шума. Хороший вид на старый город только в Sheraton. Но лучше всего в Taj, это 10 минут от старого города. Или Old Manakhla – рядом с центральной площадью Мидан Тахрир.
– В «Шератон»!
Поездка до центральной площади города Мидан Тахрир, которая, как я знал, находится в 25 км от аэропорта, обошлась мне в 10 долларов. Нормально.
Отель оказался лучше, чем я думал. Вооруженная охрана. Поле для мини-гольфа. Бассейн. На стене висел портрет Али Абдалла Салеха (президент Йемена. – Ред.). В бытность офицером-десантником его называли орлом. Он и смотрелся орлом.
Я снял одноместный номер за 150 долларов.
Носильщик быстро занес мой багаж в номер и получил от меня «по прейскуранту Бориса» три доллара.
В гостиничном ресторане Golden Oasis меня накормили свежевыпеченным хлебом и зеленым перцем. Я дал чаевые в размере десяти процентов от суммы счета и, презрев законы шариата, купил про запас литровую бутылку джина за 20 долларов.
Разрешение на проезд до Ходейды и далее до Адена еще не было готово, и я пошел бродить по городу.
В меняльной конторе за три сотни долларов мне отвалили большую пачку денег. Я пересчитал йеменские реалы и рассовал их по карманам.
Знакомство с Востоком надо начинать с базара. Ориентируясь по стройному силуэту Большой Мечети аль-Джами аль-Кабир, построенной еще при жизни Мухаммеда, я вышел к крепостной стене старого города. У ворот сидели калеки, выставив напоказ култышки рук, которых их лишили по законам шариата за воровство. Путеводитель бесстрастно сообщал, что раньше у этих стен публично забивали камнями прелюбодеек.
