– За что это вы его так? – спросил Мирад плотного старосту в белой рубахе и с желтым поясом, опоясывающим его круглое пузо. – Что сделал этот несчастный, чтобы быть прикованным к позорному столбу?
Староста замялся. Он имел манеру чесать себе затылок, смешно пододвигая шляпу на лоб и тем самым тянуть время, чтобы придумать наиболее угодный для владыки ответ.
– Так ведь, это… – начал он, повторяя свой ритуал. – Курей он тырил, ваше величество. Поймали прямо-таки за руку, когда этот проходимец в чужой курятник залез.
– В таком случае, почему его руки все еще при нем?
– Так ведь, это, ваше величество, по первой поймали. Хороший он малец, видать, бес попутал. Матушка у него больная. Ничего окромя бульона куриного в рот не берет и ходит под себя.
На сей раз староста не ограничился почесыванием загривка, а стянул мокрую от пота шляпу, протер им лицо и водрузил его обратно на свою макушку как флаг над бастионом.
– А что же он сам кур не разводит? – продолжал расспрашивать король.
Он восседал на высоком жеребце, который не был в восторге от стояния смирно. Конь топтался на месте, утрамбовывая под собой грунт, громко фыркал и требовал от седока команд.
– Ну, это, своих то курей паренек сварил давно, вот и взялся за соседские. Ну, так, мы его и приковали, чтобы уразуметь маленько. – Староста перебирал ногами не хуже жеребца его величества.
Визит королевской свиты в деревушке был как гром среди ясного неба, и он прибывал в полной растерянности от заполнявших всю площадь групп всадников, фургонов и карет. Блестели на солнце многочисленные доспехи и шлемы солдат, фыркали лошади, и развивались штандарты. Если бы не броня рыцарей, то кавалькада состояла бы преимущественно из красных и белых оттенков.
Мирад спрыгнул с коня, поправил на поясе широкий двуручный меч и поставил могучие руки на пояс. Он был гораздо крупнее старосты и на целую голову выше. Каждое сказанное им слово гремело в ушах словно оно доносилось из большого пустого чана:
– Я правильно тебя понял, бургомистр? Запамятовал как тебя звать?..
– Это, Гарваль, ваше величество.
– Ах, да. Гарваль, как считаешь, правильно ты поступил с этим бедолагой? Правильно ли ты поступил с тем, кому необходима помощь и поддержка в трудное время?
Староста решил промолчать, подозревая, что на эти вопросы нет нужды давать ответ. Не зная куда девать свои руки, он опустил голову, снова снял с лысой макушки шляпу и прикрыл им пах, держась за край головного убора обеими руками. Волосы у старосты были только по бокам, а темя испещрено множественными волдырями то ли под воздействием солнца, то ли из-за гадкой болячки.
– Я не совсем понимаю, ваше величество, – наконец выговорил староста, вдруг осознав, что пауза слишком растянулась. – Война ведь идет. Чем мы будем кормить наших солдат, если они явятся за провизией?
Мирад приблизился к старосте в плотную и ему пришлось сделать шаг назад. Показалось, будто пред ним выросла стена.
– Погибать на войне – это великая честь, Гарваль, – сказал он, подняв указательный палец перед его лицом. – Этот юнец вполне способен взяться за оружие для защиты своего дома от врагов, а ты своими собственными руками доводишь его до истощения. Смерть от голода – худшая из смертей.
Пока владыка произносил свою короткую поучительную речь, кто-то из мальчишек, бегающих по улице, швырнул в прикованного комком грязи и, попав тому прямо в висок, захихикал и побежал к остальным, очевидно, чтобы похвастаться своей меткостью.
– А ну-ка брысь отсюда! – крикнул Гарваль уже убегающей детворе и отряхнул свои штаны от отлетевших брызг.
Сорванцы разбежались кто куда.
– Как тебя зовут, парень? – спросил король у прикованного и заляпанного грязью крестьянина.
– Подними свой котелок, когда к тебе обращается его величество! – опередил староста, шлепнув парня по голове своей шляпой.
Оборванец замотал головой, сплюнул себе под ноги, пытаясь освободить рот от застрявших между зубами нечистот и поднял глаза. Вернее, один глаз, потому что второй был заляпан, а отряхнуться он не имел возможности из-за зажатых между деревяшками рук.
– В-васик, ваше величество.
– Дайте ему воды.
Один из рыцарей ловко спешился, снял с пояса флягу и дал оборванцу попить. Тот сделал несколько быстрых глотков, поперхнулся и пока кашлял, выплеснул половину воды на землю.
– Мы, это, даем ему воду, ваше величество, – поторопился оправдаться староста, заметив презрительный взгляд в свою сторону.
Однако Мирад обратился к юноше:
– Вот что, Васик, если ты воруешь у соседа, значит воруешь у своего короля. Никаких оправданий для кражи нет и быть не может. Уяснил?
Оборванец несколько раз кивнул на сколько это позволяли сделать кандалы.
– Чем больна твоя матушка, Васик?
– Белый паралич, ваше величество. Полгода уж как борется. Я не хотел красть. Просто. Просто матушку жалко у нее ведь никого кроме меня не осталось, а брат мой на войне погиб.
– В деревне есть лекарь? – спросил Мирад обращаясь уже к старосте.
– Есть травник, но он не смог ничем помочь старухе. Говорит, мол, не лечится этот самый белый паралич…
Недуг был известен тем, что полностью лишал больного возможности двигаться, сковывая все группы мышц и не позволяя прожевывать твердую пищу. Когда пораженный белым параличом переходил на лежачий образ жизни, его кожа становилась мертвецки-бледной и сухой. Лицо человека каменело и «превращалось» в мрамор. Отсюда и происходило его название.
Магистры медицины многие годы пытались найти панацею от белого паралича, но пока попытки не увенчались большим успехом. Им даже не удалось выяснить причину появления этого недуга.
– Лекарь нужен парню, остолоп! – вдруг взорвался король. – У него рана гноится!
Если бы фразой «остолоп» можно было врезать человеку по голове, то староста уже валялся бы в грязи без сознания. Гарваль съежился, словно пытался спрятать голову в плечи как черепаха и уже не рискнул что-либо ответить.
– Где служил твой брат, сынок?
– В коннице, ваше величество, он с детства лошадьми увлекался. Сказали, что его проткнули пикой, когда они гнали мятежников на другой берег Инты. Не трус и не дезертир. Просто не повезло.
Васику стоило большого усилия удерживать побитую голову, и он снова уронил взгляд на свои сапоги. За время своего наказания парень успел несколько раз обмочится и от него разило за несколько метров. Хотя ему, вероятно, было это безразлично.
– Васика освободить, – произнес Мирад уже привычным басом. – Мой лекарь его осмотрит и заштопает если необходимо. А матушке собрать еды и обеспечить уход. Бабы ведь найдутся в деревне способные?
