Аудун стоял на вершине невысокого утеса, кутаясь в плотный шерстяной плащ, колючую поверхность которого планомерно оккупировали невесомые белесые хлопья, первые в этом году. На самом деле, ему было плевать, когда в этом сезоне впервые пошел снег – сегодня, вчера или месяц назад. Хотя месяц назад его здесь еще не было.
А где это – здесь? То был первый вопрос, который он задал себе, очнувшись посреди бело-желтой скупой на растительность равнины между Тёнсбергом и Осгордстранном. Тогда он сам был неотличим от пейзажа вокруг – так же гол, холоден и неприветлив.
Рядом с его едва не окоченевшим телом обнаружилась каменная крупа, судя по характерным очертаниям сохранившегося остова немногим ранее представлявшая собой рунный камень. Аудун сделал это наблюдение походя, и тут же отбросил в глубины памяти с глаз долой. Потому что оно лишь привносило в и без того спорную ситуацию ворох новых вопросов. Почему здесь? Почему сейчас?
Для человека его навыков мало что могло стать серьезной проблемой, однако ж таковая нашлась, и это было вовсе не отсутствие одежды и оружия в скованном хладом краю, где ходить без ножа за поясом было равносильно изощренному самоубийству. Реальной проблемой было отсутствие клыка, который он все время таскал на шее, чтобы блокировать свой дар (или все же проклятие? сам он давно бросил попытки понять это).
Согласитесь, не так то просто раздобыть клык последнего дракона! А вот вернуть свое – гораздо проще. Аудун знал, что появился здесь в одежде, при своем зачарованном клинке и с клыком на шее. Но кто-то воспользовался его беспомощностью, пока он лежал в отключке, и обобрал до нитки. Благо, хоть не убили (Аудун уже не был уверен в своих силах, и могло статься, что теперь он перенял от смертных и эту глупую привычку – умирать от пары дюймов кованой стали, застрявшей меж ребрами).
Рунный камень стоял недалеко от тракта, выбравшись на который он сразу встретил крытую телегу торговцев. Точнее – обычных фермеров, но с приходом осени, когда урожай собран, а сено для скота заготовлено, здесь каждый становится торговцем. Или воином, хотя одно едва ли мешает другому, такой уж это народ.
Торговцы по доброте душевной выдали ему льняные штаны с рубахой, шерстяной плащ и даже пару саржевых обмоток. Большего предложить не могли, но продрогший странник со странным блеском в медовых глазах и на том был искренне признателен этим немногословным людям со светлой обветренной кожей и бесконечной усталостью в глубине выцветших серо-голубых глаз. Именно тогда он назвался Аудуном, даже не подумав, насколько хорошо это имя ему подходит.
Он пошел с торговцами в Тёнсберг, по пути из одолженного лука прикончил двух взрослых лис, споро освежевал тушки. Мясо отдал торговцам в благодарность, а шкуры и клыки на входе в город выменял на неброскую кожаную обувку, вылинявшую верхнюю рубаху и тонкий пояс, простенький – без накладок и разделительных колец.
В местной корчме сыграл с подпившим хускарлом в хнефатафл и выиграл у него два латунных кольца, железный браслет и кружку меда (а еще – полный бессильной ярости взгляд и проклинающую вису в спину). Походив по городскому рынку, быстро прикинул местные дефициты, начал обмен. Браслет на два брактеата, брактеаты на монету, пришедшую с далекого востока, за которую смог получить ящик свежей рыбы. Рыба ему… ну совсем не была нужна, зато ее удалось сменять торговцам, только что прибывшим из глубины материка, на меховую накидку средней поношенности.
Накидка была женская, но пришлась кстати одному не в меру романтичному (и совсем уж не в меру пьяному) хирдману, который отдал за нее великолепной работы скрамасакс. Боевой нож Аудун сменял на пару колец и новый пояс, теперь уже – с дюжиной накладок и филигранным охвостьем. В итоге, к середине дня, человек, с утра не имевший даже имени, выглядел уже как зажиточный торговец или удачливый хускарл, прослуживший ярлу ни один год и изрядно повоевавший за его здравие с данами и свеями.
К этому моменту он уже понял, где оказался, и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – только один народ на этой земле может с невыносимой гордостью в вечно прищуренных от соленого морского ветра глазах называть себя нордманами. Но что важне – он узнал, куда делся клык! Оказалось, что его тело, пребывавшее в крайне бессознательном состоянии, обобрала банда берсерков, что обреталась на острове у берегов Хортена. Остров в народе прозвали Болли, что на языке нордманов означало «злой».
Остров был довольно большой, вара два в длину, окаймленный невысокими отвесными скалами, а ровно посредине стоял одинокий дуб, огромный, точно Иггдрасиль, но давно иссохший, надо думать – от одиночества.
Берсерки поселились на острове три месяца назад. Поговаривали, что они сбежали из хирда Эйрика Агнарсона, конунга Вестфольда, и теперь занимались разбоем на тракте, чем и жили. Годи Хортена, Осгордстранна и Тёнсберга объявили их вне закона и даже назначили награду за головы воинов, превратившихся в мерзкое отребье. Вот только мало нашлось храбрецов, что рискнули бросить вызов целому отряду берсерков, давно забывших о правилах честного хольмганга. По правде сказать, таковых вообще не сыскалось.
Но обо всем этом Аудуну даже не пришлось никого расспрашивать, он просто слушал, что говорят на улицах Тёнсберга, одновременно меняя один товар на другой. Ближе к вечеру он двинулся в сторону Хортена и теперь стоял на мысе Борре, глядя, как в полутора варах к востоку неспокойное гранитное полотно вечно холодных вод мерно накатывается на черные скалы, острые, словно клыки неистовой Ран. Воин перевел взгляд на городскую пристань, где у почерневших бревен высокого пирса покачивались скорлупки двух кнорров, одного снеккара и дюжины рыбацких лодок.
Толи вздохнув, толи рыкнув, он опустил глаза и посмотрел на свои ладони, замотанные в серый лен. Проклятый дар не оставлял его ни на минуту, и было бы крайне неразумно заявить о нем во всеуслышание. Но рано или поздно это произойдет, если ему не удастся вернуть клык. А с артефактом можно будет снять эти засраные повязки и взять кружку меда или куриную ногу собственной рукой, не боясь превратить их в то, ради чего на этой земле испокон веков свершаются самые жестокие безумства.
Он спустился в порт Хортена и без труда нашел рыбака, который согласился отвезти его на Болли. Разумеется, не бесплатно. Бесплатно его могли разве что проклясть или садануть ржавым ножом в живот. Но за латунный брактеат с обережной рунической вязью на внутренней стороне любой рыбак согласился бы отвезти Аудуна хоть до самого Готланда, где, как говорят, торгуют даже драккарами.
