Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься. (от Матф. 9,15).
Звук опять повторился. Скрежетало нечто металлическое. Гейбл готов был поклясться, что так могут звучать только металлические зубы: "грёбаные ржавые стальные челюсти".
Позиция казалась в высшей степени уязвимой (таковой она и являлась). Гейбл переместился за соседнее кресло. Левый фланг неплохо простреливался – рука автоматически потянулась к кобуре, – на правом участке мельтешили тележки, плюс автомат с газировкой, ещё группа людей – живых статуй – заслоняла обзор. В группе выделялся белобрысый швед в оранжевой бейсболке.
"Какой придурок мог натянуть подобную гадость?"
Рука не обнаружила пистолет, во рту появился металлический привкус, будто ржавые дьявольские клыки вставили в рот Гейблу.
"Так! Спокойно! – мужчина выдохнул. – Eeny, meeny, miny, moe, сatch a nigger by his toe… (Эни, мини, майни, мо, поймай ниггера за палец ноги, англ.)"
Обычно детская считалка успокаивала… только не теперь. И то сказать, лейтенант Гейбл впервые попадал в подобную переделку.
"Нужно добыть оружие… прежде всего". Гейбл пошарил глазами, увидел толстую бабу в синей униформе. На поясе толстухи, ожидаемо, висел газовый баллончик, в кобуре – электрошокер расширенного радиуса действия. "Детский лепет… но лучше, чем ничего".
Гейбл напружинился, подготавливаясь к перебежке: "Так… от кресел к автомату, там присесть, осмотреться и далее вперёд, прикрываясь застывшими статуями". В этот момент с небес раздался вопль:
– Я тебя вижу!
Подчиняясь инстинктам, Гейбл распластался на полу, вывернул шею, стараясь усмотреть кричащего недоумка.
– Не прячься, я тебя вижу! Ты там под рядами кресел! Выходи!
– Заткнись! – сдержано огрызнулся Гейбл, но парень на втором этаже не услышал. Он тарахтел, как возбуждённый тетерев:
– Хорошо, что ты нашелся! Не вздумай убегать, дружище! Лучше помоги мне спуститься! Лифт не работает… Ты заметил, что всё вокруг не работает?
– Какая поразительная проницательность! – буркнул Гейбл и поднялся на ноги. Решил, что у ситуации есть и положительная стороны: в случае чего, огонь откроют по "тетереву".
– Вообще ВСЁ не работает!
Гейбл взбежал по статичному эскалатору, бегло осмотрел крикуна. В инвалидном кресле сидел мужчина лет двадцати восьми – тридцати. Гладкий, потный, с бегающими глазками и проплешиной на затылке. Маменькин сынок. Лейтенант ощупал его карманы, осмотрел сумку.
– Зачем это? – изумился крикун.
– Для твоего же блага.
В сумке нашелся планшет, несколько обглоданных шоколадных батончиков, памперсы, комплект гигиенических полотенец и россыпь засаленных конфетных обёрток. Бутылка очищающего лосьона находилась в кармане коляски рядом с кока-колой и пачкой шоколадного печенья.
– Живые есть? – спросил Гейбл. – В смысле, подвижные… как мы… ты меня понимаешь?
Парень кивнул, сигнализируя, что ухватил мысль лейтенанта. Сказал, что есть ещё один. В ресторане.
– Только он под кайфом. Кажется.
Гейбл помолчал. Развернул кресло и покатил его в сторону китайского ресторанчика. Перемещался рывками, пригибаясь, стараясь закрываться инвалидом.
Кольнул взглядом часы… невольно припомнил Чиуауа; в начале службы Гейбл проходил тактическую практику в этой пустыне. Обилие патронов (стреляй, сколько хочешь) безвкусная текила, юркие местные женщины и луна – четыре вещи врезались в память. Особенно луна. Огромная, белая, мёртвая, мексиканская. Совсем, как часы над дверьми терминала.
Сбоку от цветочного павильона, над раздвижными дверьми висели часы. Стрелки показывали 20:44. Секундная замерла где-то в третьем секторе. И не двигалась уже…
"Сколько прошло?" Гейбл попытался прикинуть. Не смог. Около часа. Или меньше? В стрессовых обстоятельствах время течёт иначе. Совсем иначе. Это Гейбл усвоил на практике.
Притормозив у ресторана, спросил:
– Как твоё имя, сынок?
Пока инвалид открывал рот, Гейбл заглянул в помещение, оценил обстановку. Опасность минимальна. Дюжина посетителей, плюс два китайца-повара. Судя по позам большинства – они вне игры. Один – лохматый чувак – дремал у овального столика. Бульбулятор он даже не потрудился спрятать, стеклянная колба возвышалась над коробкой с салатом.
"Чувырло!" – обозлился Гейбл и представил, как две иглы вонзаются в туловище наркомана. Бьёт электрический разряд, тело начинает судорожно прыгать, с губ срывается пена…
Опять раздался скрежет, он прервал мысли. Гейбл скривился, точно от зубной боли.
– Тирни, – произнёс инвалид.
– Что?
– Вы спрашивали, как меня зовут.
– Спрашивал.
– Меня зовут Тирни. Тирни Турцу, если полностью.
– Бывают такие имена? – Гейбл втолкнул коляску в ресторан. Пожалел, что не одолжил у толстухи-секьюрити шокер: "Можно было позабавиться". – Или твоя мама была гарлемским геем?
Инвалид попытался обидеться, но Гейбл прервал его сентенции:
– Расслабься, сынок, я пошутил. Грубый армейский юмор. Прижми задницу к коляске и тебе нечего опасаться.
Чтобы привести наркомана в чувство, лейтенант хлопнул его по щеке, потряс за нижнюю челюсть, как дворовую собаку.
Наркоман отпрянул, открыл глаза. Глаза оказались на удивление ясные, без признаков дурмана или пелены. Осмысленные.
– Нельзя обойтись без насилия? – спросил мужчина. В голосе звучало пренебрежение. – Тем более, теперь… когда мы здесь.
– Где здесь? – цепко ухватил лейтенант?
– Здесь! – наркоман поднял обе ладони, словно удерживал в них чаши. Таким жестом буддисты приветствуют новый день. – В этой части Мира.
– Есть более внятная информация? – спросил Гейбл. – Что произошло?
– Время остановилось. Только и всего.
В 20:44 в третьем терминале аэропорта имени Джона Кеннеди остановились часы. Если говорить точнее, остановилось всё, исключая троих мужчин.
"И ещё ЭТО, – подумал Гейбл, – ржавые челюсти, они периодически лязгают".
Он развернул перед собой стул, установил его спинкой вперёд, уселся, перекинув ногу, словно через круп лошади. Приказал:
– Рассказывай!
Чтобы убедить в решительности своих намерений, столкнул со стола бульбулятор. Стеклянная колба ударилась об пол, треснула, носик отломился.
– Начнём с анкетных данных. Имя, фамилия, возраст, род занятий.
Наркоман не собирался отвечать. Тем более, после такого нахальства. Сжал губы в линию. Возникло напряжение. Лейтенант смотрел так пристально, точно пытался прожечь в противнике дыру.
Первым не выдержал Тирни.
– Можно мне перекусить? – спросил он. Инвалиду страстно хотелось удалиться из области "высокого давления".
– Мясо на стойке, – откликнулся наркоман. – Неплохое, правда, уже остыло. Салаты в холодильнике, в корзине.
– Отставить! – перебил Гейбл. Ему не понравилось, что противник перехватывает инициативу. – Пища может содержать токсин.
