Алейников Константин Михайлович
Когда в 1939 году мы заканчивали, то госэкзамены принимали прямо в летнем лагере. Обычно на экзамены возвращались в училище, а тут прямо в лагере. Сдали экзамены, приезжаем в училище – батюшки, а там везде, даже в танцевальном зале, в коридорах, битком стоят двухъярусные кровати для новых курсантов. Ну, зачитали нам приказы о присвоении званий и о распределении. Я с двумя ребятами попал в 157-ю стрелковую дивизию в Новороссийске. Но даже отпуск не дали. А я ведь с девушкой договорился, что, как только получу отпуск, оформим женитьбу и заберу ее с собой. Но так без отпуска и уехал в Новороссийск.
Командир дивизии назначил меня командиром 4-й роты в 633-й полк, который стоял в станице Славинской, сейчас это Славянск-на-Кубани. А как раз шла подготовка к осеннему смотру. Но у меня оказались очень хорошие командиры взводов, и мы так подтянули роту, что в итоге заняли в полку 1-е место.
Тут начинаются события с Финляндией. Везде митинги проходят: «Никак они не уступают, чтобы отвести войска от Ленинграда!» В итоге объявили войну. Митинг в полку проходит, выступают замполит, парторги, а потом вдруг меня вызывают – ведь командир ведущей роты. Поднялся на эту трибуну и говорю: «Да наш город Ленинград по населению больше этой Финляндии! Да мы их… Я со своей ротой готов немедленно ехать!» А через какое-то время зачитывают приказ: командир полка, я и один командир взвода – убыть в Ростов.
Приехали в Ростов, а там уже много командиров с разных частей, и меня приказом направляют командиром роты на петрозаводское направление в 8-ю армию. И того взводного тоже в 8-ю, а командира полка на Карельский перешеек.
С этим лейтенантом приехали в Петрозаводск, на сборном пункте зарегистрировались, и тут же нам устраивают проверку по лыжной подготовке. А откуда у нас на Кавказе лыжная подготовка? У нас в училище лыжи ставили на траву, ноги в крепления вставляли и на месте учили, как делать поворот и прочее. Повезли нас в лесной техникум, он на горе стоял. Лыжи выдали, ну я надеваю, а сосед мне говорит: «Ты же не на ту ногу надел!» Я смотрел-смотрел, какая нога, они же одинаковые… (смеется). Ну ладно.
Когда подошла моя очередь спускаться с горы, инструктор спрашивает: «Катался?» – «Никогда!» – «Давай вперед!», и я сразу кубарем пошел… «Вставай! Надевай! Пошел!» В общем, где-то с неделю учились кататься на лыжах. Да, и еще изучали винтовку СВТ. Если забежать вперед, скажу, что солдаты эти винтовки просто бросали. Чуть только грязь попадет, сразу отказывает. Потом вроде ее усовершенствовали, но в Финскую кампанию солдаты от нее отказались.
А в начале декабря получили с этим командиром взвода назначение в один и тот же полк, только в разные батальоны. Меня назначили командиром роты во 2-м батальоне 163-го стрелкового полка 11-й механизированной дивизии 8-й армии.
Повезли нас на полуторках. Только границу пересекли, чуть-чуть проехали и встали – сплошные пробки. Там же дороги узкие. Наш старший дает приказ: «Раз такое дело, становитесь на лыжи и пешком!» И мы пошли…
Нашли штаб полка, там палатка стоит, человек в солдатской форме начинает читать: «Алейников назначается командиром 4-й роты (4-я рота меня везде преследовала) такого-то батальона». Вышли мы с ним, и связной отвел нас к командиру батальона.
Пришли, представились, нотам стояла целая группа командиров, причем все в касках, и кто он из них – непонятно. Какой-то пожилой говорит мне: «Давай туда, там рота отходит! Надо ее остановить и занять позицию. Только сначала зайдите к командиру взвода снабжения!» Заходим, тот говорит: «Снимите все с себя! Надевайте солдатское!» Я потом из госпиталя в этом солдатском и поехал. Когда переоделись, связной отвел меня в эту роту.
Остановил я ее на каком-то рубеже, собрал командиров, представился. Походил, посмотрел, где можно расположить солдат, и отдаю приказ. Причем как в училище учили, строго по уставу, по пунктам, противник там-то, сектор такой-то, и пошел. Атам вместо погибшего командира роты командовал замполит роты – секретарь партийной организации цеха какого-то ленинградского завода. Пожилой уже дядька. Он послушал меня и говорит: «Кончай эту богадельню!» – «Как?» – «Чего ты тут наговорил?! Скажи просто: ты тут стоишь, туда стреляешь, чего ты тут развел?» И там я командовал до февраля. Пока меня не ранило.
Как получилось. Ходили мы в атаку. А снег же по колено, кругом елки, откуда стреляют, ничего не видно. И в одном месте на высоту наткнулись и никак не могли ее взять. Да, а перед этим ко мне пришел командир взвода разведки от полковой артиллерийской батареи, весь в ремнях. Я ему говорю: «Ты бы переоделся!» Он возмутился. И только он сориентировал, куда стрелять, и подал команду «огонь!», выполз из снежного окопа, и его сразу шлеп…
И вот когда я не смог эту высоту взять, решил посмотреть, нельзя ли ее обойти. Поползли с ординарцем, а ползти по такому снегу дай бог как тяжело… Тихо, ничего не видно, не слышно, и я не выдержал, поднялся. Не знаю, сколько сделал шагов, и меня шлепнули… Ординарец увидел, что я упал. Слышу, как он вздохнул: «Ой, убит…» И собрался ползти назад. Так и не знаю, то ли я пошевелился, то ли что, но он вернулся и вытащил меня. Атам меня сразу в медсанбат.
Привезли меня в армейский госпиталь в Лодейное Поле, а я же без сознания. Но, судя по характеру ранения, в меня попал не снайпер, а осколок мины. Потому что мне снесло все лицо: рот, нос, но это я узнал только в Саратове.
Интервью: А. Чунихин
Лит. обработка: Н. Чобану
Бацунов Григорий Петрович
В конце ноября 1939 года погрузили нас в эшелон и отправили на Карельский перешеек. В первых боях очень трудно было приспособиться к местным условиям. Сплошной линии обороны у финнов не было, действовали лишь небольшие мобильные отряды лыжников. Полк же наш не был полностью укомплектован лыжами, а передвигаться без них по снегу в некоторых местах не представлялось возможным. Поэтому действия полка и оказались замедленными. Используя лесистую местность с многочисленными полянами, финны устраивали там снайперские гнезда. Неоднократно наши роты и взводы попадали в их засады и несли большие потери. Где-то в конце декабря попала под огонь снайпера и наша рота…
Двигались цепью и вышли на поляну метров двести в длину и семьдесят в ширину. Кругом лес, на поляне трава высокая, старая, камыш и кустарник. До середины не дошли, как один за другим стали падать… Все попадали, залегли в этой траве. Я зарылся в снег, он рыхлый, мягкий, ничего впереди не видно из-за камыша. А кто голову поднимет – сразу готов… Пулеметчики с нами были – расчет РПД, две очереди не успели дать, обоих сразу положили… Потом командир по цепи отдает приказ: «Передать на правый фланг: отделение сержанта Старкова в обход поляны!» Поползли ребята, а мы в снегу лежим, постреливаем не глядя. Не видно же, откуда бьет. Голову никто не поднимает, а эта сволочь все равно стреляет. То одного, то другого зацепит… Но ребята обошли краем поляны, вышли на гнездо. Так там женщина оказалась… У этой стервы как раз патроны закончились. Подошли к сосне, а у нее там прямо помост из досок на сучках подвешен, метров пять от земли. Сучья на соснах там низко растут, ребята, как по лестнице, по ним полезли, так она прикладом одному голову разбила… Сбросили ее оттуда вместе с досками и хотели на клочья порвать, да командиры не дали. А она ведь человек двадцать убила…