Исправительное заведение для несовершеннолетних,
Нью Джерси,
Октябрь 2005
Здравствуй, Карла!
Знаю, ты не получишь ни одного из моих писем, а если и получишь, вряд ли позаботишься прочесть. Впервые с младшей школы я корябяю буквы на бумаге, потому что мне запрещено подходить к компьютеру на десять лет. Они все еще боятся, что я зашифрую какую-нибудь базу данных и потребую выкупа, либо снова поснимаю деньги со счетов, хозяева которых давно покоятся в земле.
В мире два типа людей. Первые хотят знать все обо всех, вторые – чтобы о них никто не знал. Они – первые. Мы с тобой – вторые. Черт. Я хочу столько всего рассказать тебе, но уже полчаса грызу карандаш и не могу подобрать слова.
Здесь не так плохо, как кажется на первый взгляд. Еда повкуснее, чем дома. Не знаю, правда, как нужно стараться, чтобы готовить хуже моей маман. Впервые в жизни я сплю по восемь часов в сутки. Поначалу было тяжело без этого потока ерунды, который доводилось читать по ночам с экрана, зато теперь я чувствую себя чище и свободнее, словно родился заново или поселился отшельником в пустыне.
Я набрал пятнадцать фунтов веса. Знаю, пятнадцать – это смешно, когда качаешься, как заведенный, семь вечеров в неделю. Но я чувствую, что стал сильнее, и впервые в жизни мне нравится собственное тело. Жаль, нечем сфоткать, да и зеркала нормального тоже нет. Остается только трогать себя перед сном и… Хм. Об этом лучше не будем.
Парни поначалу прикалывались, говорили что я безнадежен. Особенно Тарек, мой сосед по комнате. Он младше меня на год, ниже на полголовы, и выглядит, как мечта старшеклассницы, если смотреть от шеи и ниже. Морда его, правда, не тянет на обложку журнала. Он страшноват даже для рекламного плаката боев без правил, если ты спросишь меня.
Год назад Тарек ограбил заправку ради двух тысяч долларов и попался, пытаясь уйти. Он озверел, когда узнал, что я – тот ботаник, который сделал полмиллиона, просидев несколько ночей за компом.
Но в целом мы ладим. Я отвлекаю охрану, когда он торгует во дворе контрабандными сигаретами. Он подстраховывает меня, когда я жму штангу от груди. Вид у него настолько свирепый, что никто не ухмыляется оттого, что на штанге у меня сто пятьдесят фунтов.
А по утрам мы с ним сортируем в прачечной белье. Отдельно простыни, отдельно полотенца. По-своему боремся с энтропией. Никто не хочет этим заниматься. Все, у кого есть выбор, предпочитают подметать территорию. Только Тарек вечно нарывается на наказания, а мне не важно, что делать. Он брезгует прикасаться к простыням, ведь парни по ночам занимаются известно чем, а нам загружать это в машину. Но мне все равно пофиг.
Говорят, один сперматозоид содержит тридцать семь мегабайтов информации. А выхлоп спермы – несколько терабайтов. Какой бред только не пишут в интернете. Когда я ковырялся за деньги на серверах и вычищал из общего доступа то, что люди хотели скрыть, бывало куда противней. А здесь всего лишь нереализованный потенциал человечества, оказавшийся в водостоке. И славно, что так. Мир и без того слишком тесен и неоправданно жесток.
По ночам я думаю о тебе, Карла. Мне ведь нужно о ком-то думать. Представляю тебя на острове посреди океана. Знаю, у тебя все хорошо. Ты без сожаления тратишь деньги, живешь в маленьком отеле у пляжа, завтракаешь фруктовым салатом, пьешь вермут и кокосовый сок. С тобой флиртуют парни с комплекцией Тарека и с лицами голливудских актеров на вторых ролях, но у них нет никакого шанса. Ты засыпаешь ранним вечером одна, тебе не хочется пускать посторонних в свою комнату и в тот полулегальный уголок мироздания, где существуем только ты и я.
Уверен, перед сном ты тоже думаешь обо мне, и где-то там, в мечтах, мы всегда будем вместе. Нам не нужны чужие люди, их одобрение и порицание, не нужны сотовые антенны, роутеры и электронные адреса, все эти терабайты мусора, налипающего вокруг простых и вечных истин.
Я собирался рассказать совсем о другом, но скоро погасят свет, а меня тянет на грошовую философию. Я люблю тебя, Карла, и любил всегда. Задолго до того, как встретил, как узнал твое настоящее имя. Пожалуй, это самое важное, что я знаю о мире, в котором живу.
Они задавали мне кучу вопросов, и просто так, и на детекторе лжи. Про банковскую систему и базы данных. Про Джея, Райзмана, моего отца. Ты не поверишь, они спрашивали даже про Большого Жозе. Помнишь этого придурка?
Выясняли, не пыталась ли ты склонить меня к сексуальным отношениям, а я начал ржать и не мог остановиться. Они решили, что у меня нервный срыв, принесли стакан воды, который я швырнул об стену. Он был картонный, но все равно приятно.
Они хотели знать, не собираюсь ли я разыскать тебя, когда выйду на свободу, и нет ли у меня секретного счета на Каймановых островах. Я ответил, что собираюсь, с вероятностью в сто процентов найду, и лучше бы им никогда меня отсюда не выпускать.
Они заставили меня разговаривать раз в неделю с психологом, которая считает, что во всем виноваты родители. Это она рекомендовала писать тебе письма, хотя я прекрасно понимаю, что ты их никогда не прочтешь. Сказала, это поможет мне разобраться. Взглянуть со стороны. Как если ты умер и лежишь на полу со стеклянными глазами, пока народ копошится вокруг, пытаясь тебя оживить.
У нас случилось такое недавно. Одного парня ткнули заточенной зубной щеткой в шею. Кровищи вылилось галлона полтора, не меньше. Он помер практически сразу, а остальных согнали на второй этаж над столовой, чтобы не мешали чудесному воскрешению. Я все думал, где сейчас его душа, сожалеет ли о несбывшемся, жалеет ли тех, кто остался?
Знаешь, Карла, я часто вижу тебя во сне. Почти каждое утро. Вижу, как ты идешь по коридору в комнату для посещений, одетая в строгий серый костюм, слышу, как стучишь каблучками по жестяному настилу. Парни, ожидающие своих мамок и девиц, провожают тебя голодными взглядами. Только я тих и спокоен. Потому что знаю, что ты моя, и никуда тебе не деться, пусть и сижу тут за решетками, замками и пуленепробиваемым стеклами.
Вот ты заходишь в комнату, и они предупреждают, что у нас всего десять минут. Но десять минут могут длиться больше вечности. Ты говоришь много, и ни о чем, а я слушаю и улыбаюсь. Безумно хочу тебя обнять, но под потолком камеры, а ты делаешь вид, будто мы чужие.
Когда ты собираешься уходить, я между прочим спрашиваю про беременность. Как я догадался? Просто интуиция. Мне довелось узнать слишком много чужих тайн, и при этом не завести ни одной собственной. Знаю наверняка, что ты будешь плакать в машине, подняв стекла и склонившись над рулем, чтобы никто не увидел.
