Ноябрь 86— ого года заявил о себе без прелюдий. Вышла я на улицу в сандалиях и гольфах, а первые заморозки уже схватили льдом вчерашние лужи. Выбор одежды на осень так себе: гольфы или колючие серые рейтузы в виде ползущих гусениц по коленкам. Мне 14. В школе всем говорила, что это особый метод закаливания по йоге.
– Тебе не холодно? – интересовались удивленные одноклассники.
– Хм, я же моржую зимой, генетически заложено от папы – нечувствительность к холоду, – не попадая зуб на зуб, синюшными губами хвасталась я.
Настолько поверив в свою уникальность, я совсем не болела. Но врать надоело. Кто о чем мечтал в 8-м классе, я всеми фибрами души – об индийских синих джинсах, как у Ирки Бритовой. И о работе. Знакомая бабулька – почтальон предложила взять пару домов на полставки, разносить почту перед школой. Мне сделали предложение, от которого невозможно отказаться. Но никогда не забуду первый подъем в 4.30. Монстр в зелёной жестяной упаковке улепетывал с прикроватной тумбочки, пока не прекратила его душераздирающие вопли шлепком по кнопке.
Я плелась в почтовое отделение с видом бурлака вдоль Волги, тянущего лямку. На первую свою работу. Думаю, лицо мое имело такой же бледный, изможденный вид как у тех, чьи стоны трудовые песней зовутся. В отделе доставки пахло типографской краской, рабоче – крестьянским потом и варёными сосисками удушающе – одеколоном Наташа. Через полчаса обучения я со скоростью машинки, считающей деньги, сортировала свежие утренние газеты. Руки были чернющие. Знатоки тогда пояснили, что в советских газетах текст печатался краской на основе сажи, свинцовых красителей и смол. Мол, привыкнешь, только пальцы не облизывать! Не планировала.
К весне уже была почтальоном – профи. Гоняла на велике, обвешанным пятью увесистыми пачками газет, журналов, писем. Я любила свою работу, ощущала себя дипломатическим курьером. Раньше ведь не было других способов связи. Порой судьба человека зависела от моей скорости.
В тот день будильник от меня все же сбежал. Я с причёской Гекельберри Финна вылетела из дома. Вскочила на велик как заправский жокей и, не касаясь седла, гнала по улице, вдыхая запах свежего хлеба из проезжающих ЗИЛов. Сна будто не бывало. Белая ночь отсалютовала и сдала пост нетерпеливому утру с ласковыми лучами просыпающегося солнышка. Главная в отделе доставки пробурчала что-то насчёт того, что на почте работает одна она. Спор и я тогда еще не были знакомы. Изображая слепоглухонемую монашку, проскочила к разобранным, сегодня не мной, пачкам прессы. Невинная улыбка. «Фак ю» за спиной. Наспех прикрутила тяжеленные баулы резиновыми жгутами к усиленному багажнику. Спешила. Ведь первый урок алгебра. Контрольная. Опоздание – смерти подобно. Алгебраичка Ирина Силовна – директор школы. У нас секретный уговор: если не опаздываю на ее уроки, географию и биологию могу не посещать. И почему я не стала дипломатом? Бросаю велик у первого дома. Ищу магнитный ключ от домофона. Нет. Занервничала. Дедуктивным методом я пыталась расшифровать код, прильнув носом к домофону. И в этот момент дверь резко открывается. Я, словно от порыва ураганного ветра, отлетаю на лестничные перила. Высоченный парень с ёжиком пепельно-русых волос неумело пытается поднять меня. Мой локоть разодран, кровь сочится.
– Блин, че ты тут под дверью вынюхивала? – от досады и неловкости ситуации, вызверился он. Конечно, виновата дверь, я, жаркое утро, залп Авроры, дефолт, но не он. Мужчина, одним словом. Я отдернула руку. Слез и жалоб он не увидит. Попыталась проникнуть в подъезд с кипой газет. Одной рукой судорожно поправляла стог сена на голове. Парнишка, года на три старше, придержал дверь. Ухмыляясь, наблюдал как я с ловкостью рук наперсточника раскидывала газеты по железным ящикам.
– Че, на почте работаешь?
– А у тебя есть другие варианты? – сострила я.
Молодой человек задумался, почесав лоб, прищурился хитро, и рот растянулся в добродушной улыбке. Я хихикнула в ответ.
– Может, помочь? Меня Ромка зовут! – и он по—мужски протянул руку для приветствия. Я поздоровалась.
– Ого, ты сильная, а на вид дрыщ! – Он отдернул руку, изображая человека, скрючившегося от боли.
– Ладно, прощаю, а слабо вон в тот дом с этими двумя пачками сгонять и все по ящикам раскидать. У меня контрольная. Опаздываю, – и я, не дожидаясь ответа, вручила зеленоглазому Ромке тюки с почтой.
– Ну, я ж накосячил, придется исправляться! – Роман подмигнул, сердце ушло и потерялось в пятках.
Мне он напомнил фотомодель с обложки журналов маминых "Бурда Моден". Такой весь аккуратный, стильно одетый, пахнущий одеколоном "Дзинтарс Митс ". Мой нос не проведёшь, у дяди Саши, папиного знакомого, моряка дальнего плавания, был такой же. Я уносилась в своем воображении в дальние странствия, когда чувствовала эти терпкие нотки мокрого сандалового дерева и лимона. И тут этот будоражащий подростковое сознание запах, Ромка убежал, оставив мускусный шлейф. Я быстро разнесла корреспонденцию в соседний дом.
Синий аист летел, сверкая медной проволокой в спицах. Багажник усиленный, в котором при желании можно перевозить мешок картошки, даже не дребезжал на виражах. Я могла носиться на велике без седла, без помощи рук, ног, в общем то все парни заглядывались скорее на велик. Чем на меня.
Влетела в класс, когда уже всем раздали листочки с вопросами для контрольной. У Ирины Силовны и так-то было лицо, смахивающее на параллелепипед. При виде меня, в фиалковых мешковатых шортах, как у Майкла Джордана, лицо учительницы преобразовалось в неведомую геометрическую фигуру. Она нависла над моей партой, находившейся на "Камчатке", шипя и припечатывая взглядом в спинку деревянного стула:
– Экзамен ты сегодня не сдаёшь, родителей в школу, вышла из класса! Клоунесса! – директриса, по совместительству учитель геометрии и алгебры, указкой нацелилась на дверь. Казалось, что, вот-вот, и раздастся хлесткий снайперский выстрел из указательного кия.
– Подумаешь, – я схватила худой портфель, чаще использующийся как сидушка. И испарилась словно иллюзионист Кио. Ничуть не расстроенная, через ступеньку перепрыгивая, выскочила из душной школы. Вытащила велик, тренькнув звонком на руле, хотела было вырваться навстречу ветру свободы. Но планы спутало провидение и он. Ромка. В белой футболке на выпуск, со спичкой во рту, бегающей из одного уголка рта в другой как белка. Его широкую грудь тискала заморская блондинка. Эх, дать бы ей. Повезло, ей, что нарисованная.
