александр дорофеев - Прошлый век. Воспоминания двоюродной бабушки Варвары Раевой

В нашей семье все мои братья и сестры – пять девочек и шесть мальчиков – жили в духе любви. И это чистая правда, коли по сию пору, после девяти десятилетий, проведенных в этом мире, сохранилось у меня такое ощущение.

Мама умная, справедливая и необычайно добрая. Да не знаю за ней ни одного порока. И папа неподкупно честный, образованный, с передовыми взглядами на существовавший тогда строй. Крестьяне его очень уважали. Хотя, мне казалось, он уже тяготился своим саном священника. Не знаю, глубоко ли веровал, но в церковь ходил до последних дней жизни.

Пожалуй, лишь однажды я всерьез обиделась на папу. Он убирал в амбаре, и пришел к нему по какому-то делу мужичок Мартын Моисеевич. Почему-то я очень веселилась в тот день и, допрыгав на одной ножке до амбара, позвала: «Папа, к тебе Мартышка пришел!» Папа вышел во двор, ухватил меня за ухо и весьма больно потрепал: «Дрянная девчонка, разве можно обзывать старших?!» Меня сразила несправедливость. Ведь в словах моих не было злого умысла, только душевное веселье и радость. Папе достаточно было бы сказать – мол, так нельзя, непочтительно. И зачем он тогда ухватил мое ухо, да еще и поддернул? Не стоило ему этого делать, если мне до сих пор обидно. Или, скорее, чудно, что такое могло случиться…

В доме нашем существовали, конечно, всякие ограничения для детей, которые я далеко не всегда понимала. Не разрешалось, например, играть с крестьянскими ребятами и выходить за калитку сада без взрослых. Прогулки на озеро возможны были только с няней, но никто там не купался, за исключением водоплавающей птицы. Рядом начинались солончаки, куда крестьяне относили умерших собак и кошек. Село лежало среди обширных и привольных зеленых лугов, откуда и пошло его название – Луговатка. Ни леса, ни реки поблизости. Для купания предназначалась большая бочка на открытом месте в саду. Ее наполняли колодезной водой, которая за день нагревалась под солнцем. Почти ежедневно на каникулах мы плескались там.

Зато прямо у дома нашей бабушки Веры Козминичны, по окраине ее сада, где так чудесно играть в прятки, бегать за бабочками и стрекозами, протекала тихая речка – с тенистыми берегами, с зеленой ряской, со множеством лягушек и небольшим деревянным помостом, на котором крестьянки стирали белье. Конечно, все мы обожали ездить в гости к бабушке.

Но однажды летом произошло необыкновенное событие. Мы с родителями уже были в бабушкином доме, когда приехала мамина сестра Татьяна со своими детьми. Так и получилось, что собралась целая ватага ребятни. Наши два брата и три сестры да тетины – три девочки и один мальчик. Мы впервые тогда повстречались с двоюродными.

Через день все взрослые уехали куда-то навестить других родственников, а дети остались на попечение бабушки. Задача для пожилой женщины совсем не простая – не допуская бедлама, поддерживать всех нас в порядке, чтобы были сыты, здоровы, веселы, не скучали и не дрались…

За обедом бабушка выдала каждому по расписной деревянной ложке. Преимущество их перед металлическими очевидно – куда красивее, не обожжешься, а все супы и каши обретают особо приятный вкус. Кроме того, самое замечательное, деревянные ложки можно грызть. Первой это обнаружила наша двоюродная очень шустрая сестренка Зина. Вначале нечаянно откусила краешек вместе с кашей. Затем, удивившись, нарочно отгрызла еще кусочек. За ней последовали и младшие ее сестры Наташа с Таисией. Это было, конечно, увлекательно, однако ложки явно потеряли в красоте.

На другой день обнаружилась странная штука. У двоюродных ложки целые, а наши с изъяном. Переглянулись мы, но смолчали, не желая огорчать бабушку. Зато к ужину пришли пораньше и захватили те, что без погрыза. Тогда Зина с сестрами к следующему обеду явились еще раньше и обкусали все подряд ложки, чтобы уж никого не обижать.

Бабушка, конечно, уставала от нашей шумной братии. Но ни разу никого не упрекнула. Кое-как помогал ей старенький дядя Филя, безродный мужичок, служивший работником в доме еще при жизни дедушки. Мы его знали, поскольку частенько приезжал к нам за продуктами для бабушки или за кормом для лошадей. Оставался с ночевкой и рассказывал страшные сказки. Очень любили мы смотреть, как дядя Филя пил чай. Наливал в блюдечко, которое затем размещал на раскрытой ладони, и дул на него, приговаривая – «А-ля-фу-у-у»… Это чудесное «а-ля-фу-у-у» нам безумно нравилось. Мы старательно подражали. Казалось, чай без «а-ля-ф-у-у» не так уже хорош.

Дядя Филя выводил нас гулять в сад и на речку, куда одним не разрешалось, поскольку никто из нас не умел плавать. Однако Зина все же умудрялась исчезнуть с глаз. Обыкновенно находили ее на речке, где, сидя на мостках, она усердно что-то стирала, полоскала, отбивала деревянной колотушкой, как это делали крестьянки.

В общем бабушке нашей хватало хлопот и волнений. После обеда, проводив нас с Филей из дому, она за чашкой чая отдыхала в одиночестве. Но однажды вдруг исчезла! То есть нигде ее нет, пропала бабушка. Все мы перепугались, а младшие заревели. «Ну, может быть, она устала от нас и заперлась в погребе?» – предположила Зина. Мы гурьбой кинулись к погребу, стали звать бабушку и услышали слабый голос: «Ох, голубы, поднимите крышку, пустите на волю! Прозябла уже, озорница Зина затворила!»

Ну, после такого мы пригрозили Зине трепкой, если надумает еще обидеть бабушку.

С каждым днем все больше скучали мы по родителям, и начались меж нами мелкие раздоры, ссоры. Тогда бабушка изыскала верное средство всех утихомирить, открыв сундук со старинными костюмами, детскими и взрослыми. Каких только чудес там не было! Маленькие сапожки с голенищами гармошкой, нарядные цветные кофты с пышными рукавами, с кружевами на воротниках и на груди, шляпы со страусовыми перьями… Примерив наряды, мы выходили на улицу. Старший брат Митя брал гармонь, все пели и танцевали. Народ останавливался поглазеть. Так и проводили мы последние вечера в гостях у любимой бабушки.

Свой век Вера Козминична доживала в доме младшей дочки Лизы, верстах в трех от Усмани. Внуки и внучки непременно заезжали по дороге проведать. Ей хотелось поговорить с нами, расспросить и поделиться чем-то своим. Но, признаюсь, у меня не хватало терпения долго выслушивать медленные, обстоятельные речи. Только сестра Клава могла внимать часами. «Вот ты, голуба, и поговоришь со мною, как следует, – вздыхала бабушка, – А Варюша чуть посидит и убегает, все убегает».

Теперь и я могу сказать то же о своей юной родне – убегают, все убегают…