Россия. 20##-какой-то год нашей эры.
Это была первая половина по-летнему тёплого сентября. Даже листва на деревьях всё ещё оставалась зелёной, вводя в заблуждение и заставляя забыть о том, что лето закончилось и наступила осень.
Каждый раз, когда я вспоминаю то время, в мою голову закрадывается мысль, что природа, словно предчувствуя во что я вляпаюсь, делала для меня такой своеобразный прощальный подарок.
В тот день, солнце пробивалось сквозь неплотные облака, и из-за этого освещение в комнате было неярким, чистым, и имело приятный жемчужно-золотистый оттенок.
Для меня это был самый обычный, ничем не примечательный будничный день. Ну, по крайней мере, таковым он должен был быть…
Я собирался позавтракать и идти в школу, а после, когда вернусь домой, немного поиграть на гитаре.
Отец с матерью были на кухне. Папа, по обыкновению, перед уходом на работу смотрел по телевизору новости. Периодически возмущённо брюзжа на свои излюбленные, правильнее будет сказать ненавистные, темы. Как-то уж особенно активно поднимаемые сегодня телеведущей. Мама готовила нехитрый завтрак, негромко напевая себе под нос какую-то песню времён прабабкиной молодости.
Наш кот Василий пытался своей крупной мохнатой лапой стянуть из тарелки приготовленные мамой сырники. И один раз у него это даже получилось. За что он тут же огрёб от мамы мокрой тряпкой. После чего, с пренаглейшим и самодовольным видом, устроился лопать под кухонным столом свою добычу.
– Знаешь, Денис… – папа неожиданно мотнул в сторону телевизора головой, и уже, наверное, в тысячный раз, очень серьёзным тоном произнёс, – Если бы у тебя обнаружили эту дрянь, я бы предпочёл, чтобы ты умер…
Папа не договорил, но тут же, после короткой паузы, во время которой он отхлебнул из любимой кружки глоток ароматного кофе, продолжил:
– Понимаешь. Так нельзя! Это неправильно. Противоестественно! Я бы их лучше изолировал от нормального общества. Или вообще… Пообещай мне, сын, что ты никогда, даже на шаг не подойдёшь к кому-то из этих выродков. Даже словом с ними не обмолвишься. Если я узнаю, что ты с кем-то из них якшаешься… На порог не пущу!
– Обещаю, папа. – ни на секунду не задумавшись отозвался я, с аппетитом поедая горячий, обмазанный сметаной и посыпанный сахаром сырник.
Соблюдать папин запрет мне было не сложно. Я никогда не испытывал лютой неприязни, какая была у папы, к тем, кого он только что имел в виду. Но и желания контактировать с кем-то из представителей этой категории населения у меня тоже не было. Мне было «фиолетово». Я был уверен, как и папа, как и многие другие наши соотечественники, что меня это никак не касается.
Доев последний сырник и вымыв руки, я переоделся в любимые джинсы и футболку. Перекинул через плечо сумку с учебниками. Погладил по рыжей голове кота Ваську. Попрощался с родителями и обнял маму на прощанье. Уже в дверях взлохматил пятернёй свои длинноватые каштановые волосы. И в довольно приподнятом настроении отправился в школу.
Тогда я ещё не знал, что через несколько часов, мой, такой привычный и безопасный мир, будет разрушен…
***
Урок истории тянулся нудно и медленно. Точно так же, как и во времена моих родителей, дедов, прабабок и прочих пра-пра…
Да-с. За столько лет, очная форма обучения так до конца себя и не изжила. Хотя и адаптировалась под наши современные реалии. Теперь появилась возможность обучения во вторую смену или дистанционно, для людей с особенностями развития, или представителей той, небольшой прослойки населения, с которой мне контактировать категорически запрещено и не особо-то хочется.
Из моих друзей на занятиях присутствовал только Лёха. Но его пересадили на «Камчатку». За списывание конспекта у сидящей за соседней партой девчонки, честно записывающей за нудно бубнящим «преподом».
Так что, сидел я за своей партой в гордом одиночестве, и даже находил это весьма удачным стечением обстоятельств. Сегодня голова у меня с самого утра соображала как-то не очень: громкие звуки и шум раздражали, привычно клонило в сон, хотелось тишины и покоя. А Лёха, с которым мы обычно сидели вместе, молчать и сидеть в тишине больше семи минут не мог, за что и становился частым обитателем «Камчатки». Поэтому мне, отсутствие рядом болтливого друга, сегодня оказалось только на руку.
В большие окна лился золотистый солнечный свет и мне очень хотелось на улицу, на свежий воздух, туда, где радостно светило осеннее солнце. Последнее, в этом году.
Кое-как досидев до конца урока, я, чувствуя лёгкую слабость и не придавая ей никакого значения, отправился на следующий. Это была биология. Именно тогда, где-то ближе к середине урока, всё и произошло. Я даже ничего не понял.
Вот я как ни в чём не бывало сижу и слушаю урок. Попутно о чём-то болтаю с приятелем. Учитель задаёт вопросы. Вызывает меня к доске. Я встаю со своего места и делаю пару шагов в нужном направлении. И в этот момент перед глазами всё начинает расплываться, кружиться и «ехать», а потом их резко застилает тёмная пелена и моё сознание отключается.
***
Первым, что я увидел, когда пришёл в себя, были бежевые стены, кремовый потолок медпункта и стоящие на подоконнике горшки с цветами. Как ни странно, это было одно из самых уютных мест в нашей школе.
Я лежал на прохладной, обитой тёмным кожзамом кушетке, а надо мной склонилась молодая темноволосая медсестра, держа у моего носа пропитанную нашатырём вату.
Я тут же попытался сесть, и девушка услужливо помогла мне это сделать. На её миловидном лице в форме сердечка, не было и тени беспокойства.
– Что случилось?
Негромко спросил я, и прислонился спиной к шершавой стене, лихорадочно соображая и перебирая в голове последние воспоминания.
– Ты потерял сознание на биологии. Всего на несколько минут. Тебя сюда твой классный руководитель с парой учеников доставили, – ответила девушка, хотя я и так уже об этом догадался.
– Но почему? Я нормально себя чувствовал. И сейчас то… – меня начали заполнять чувство страха и беспокойство.
– Да ты не волнуйся, – словно почувствовав мою тревогу уверенно перебила меня медсестра, и добродушно улыбнувшись потрепала по плечу, – Ничего страшного и угрожающего жизни у тебя нет. Просто резко упал уровень гемоглобина.
– С чего вдруг?
– Ну, ты и сам наверняка давно знаешь. Совершенно нормальная реакция, для организма, находящегося в таком деликатном состоянии, – губы медсестры снова тронула едва заметная понимающая улыбка.
– В каком таком состоянии? Я ничего не знаю! Ничего не понимаю! Объясните мне наконец, что со мной произошло?!
– Эм… – девушка замялась, словно подбирала слова, а затем мягко произнесла, – Ну, ты же знаешь о… – она снова сделала паузу и её щёки чуть порозовели, – …о вампирах.
