— Мира, а
дальше что?
Игнат сидел
перед ней. Смотрел внимательно. Остро
и жёстко. Мирослава с трудом сдерживалась,
чтобы не вскочить и не сбежать. Но стоило
Игнату сделать глоток виски, как он
немного расслабился. Черты лица
смягчились, и Мирослава заметила, каким
на самом деле уставшим он выглядел. Даже
разбитым. Игнат потерял контроль, и это
его обескуражило. Пусть на мгновение,
но от Мирославы не укрылось. И это было
совершенно на него не похоже. Игнат
просчитывал каждый свой шаг. В их
совместной жизни тоже — за восемь лет
они ни разу не сошли с намеченного им
пути.
Мирослава
просто жила, зная, что за ним она как за
каменной стеной, которую ничем не
разрушить.
— Что ты
хочешь от меня услышать, Игнат?
— Какой у
тебя план? Он вообще есть? Ты ведь не
особо сильна в планировании.
Может, Игнат
и хотел бы её задеть, только эти слова
не прозвучали обидно, потому что были
правдой. С первого дня их знакомства он
вёл, она следовала за ним. Потому и сейчас
сил хватило только на то, чтобы решиться
уйти от него. Избавиться от ревности и
его измен. Его запаха после секса не с
ней, его довольного лица, когда он смотрел
в телефон, его дорогих подарков, купленных
не для неё.
Мирослава
всё знала. И копила в себе решимость,
чтобы изменить свою жизнь прежде, чем
пройдёт много лет. И так плакала целый
год. Разве этого недостаточно? Разве
она не заслужила лучшей судьбы для себя
и Василисы?
— Что будет
с дочерью? — Игнат словно прочитал её
мысли.
Хотя почему
«словно»? Он отлично считывал её эмоции.
Да и догадаться, что надавить на неё
можно через дочь, — несложно. Но хватит!
Мирослава дала себе клятву, что в этот
раз, в первую очередь, будет думать о
себе.
— Она останется
со мной.
Отцовская
любовь Игната ограничивалась редкими
вечерами, проведёнными с Василисой,
праздниками и подарками. И не то что он
бы он не справился с воспитанием дочери,
нет, Игнат мог всё, только ему это не
нужно. Гораздо приятнее было проводить
время с любовницей. Той, которая моложе,
красивее, ярче и веселее жены.
Мирослава
прикусила пересохшие губы, осознавая,
что когда-то и она была такой. Много лет
назад. Очень много лет назад. Как будто
между нею той и ею сейчас разница не в
восемь лет, а во все двадцать.
Решиться на
то, чтобы уйти, было страшно. И она до
сих пор находилась на грани того, чтобы
передумать. Зачем она всё это задумала?
Зачем поставила под удар всю свою жизнь
и, главное, жизнь дочери?
«Без стрессовых
ситуаций не бывает изменений». Так
давным-давно говорила подруга, которая
осталась где-то за пределами её нынешней
реальности.
В прошлом.
Как и её
планы, мечты, вера в себя.
На глаза
навернулись слёзы. Но Мирослава обещала
себе не плакать. Не при Игнате. С этим
пора было завязывать.
— И как ты
собираешься её обеспечивать? Думаешь,
я буду оплачивать все ваши счета? Частный
садик, кружки, дорогую одежду? — Игнат
опустил стакан на стеклянный столик.
Поставил не
на салфетку, не на подставку, а прямо на
стекло. Наверняка, останется царапина.
Как и раньше, когда он злился. Причин
для раздражения у него хватало: то
сложности с бизнесом, то происки
конкурентов, то в СМИ выпускали
нелицеприятную статью. И если бы Игнат
спросил, сколько царапин на стеклянной
поверхности, Мирослава назвала бы точное
число.
Девять. Эта
— десятая
Правую
щиколотку свело. Потянувшись к ноге,
Мирослава провела по ткани спортивных
домашних штанов, чтобы поскорее размять
нужное место и избавиться от этого
ощущения — фантомного, но от того не
менее неприятного.
— Мне от тебя
ничего не нужно.
Крепко сжала
пальцы, пытаясь не потерять шаткое
равновесие. Ногтями впилась в кожу. И
эти длинные синие ногти напомнили, что
даже маникюр сделан на деньги Игната.
На всё, что она имела, заработал он.
— Да что вы
говорите? — Обхватив стакан сильной
рукой, Игнат притянул его обратно к
себе.
С протяжным
царапающим звуком.
Одиннадцать.
К горлу
Мирославы подступила тошнота. Она
сглотнула, пытаясь прогнать
отвратительно-липкое ощущение страха.
— Что слышал,
Игнат. Я ничего у тебя не прошу. Мы можем
подписать соглашение или заключить
брачный договор.
Игнат
расхохотался. От души, как смеялся очень
редко.
— Пошли,
родная.
— Игнат, я
не хочу. — Он наплевал на её отказ. Встав
со стула, тут же перехватил её за руку.
— Я хочу развестись!
Игнат потянул
ещё сильнее. Обычно она сдавалась сразу
и шла за ним, даже если не хотела. Вернее,
хотела, но не так сильно, как он. Он всегда
был для неё желанен, и за восемь лет её
физическое влечение к нему почти не
изменилось. Несмотря ни на что. Его
красота и харизма пленили её с первого
взгляда, и она оставалась запутанной в
его сетях. Порой Мирославе даже казалось,
что её приворожили. Потому что в последние
месяцы она и сама себя не понимала.
Как можно
хотеть мужчину, который тебе изменяет?
Сегодня ей
хватило сил, чтобы сопротивляться
дольше. Она вцепилась в спинку стула,
вновь повторив:
— Игнат, я
не хочу. Ты уже не мой, ты с…
— Сейчас я
с тобой, Мира. Я с тобой. — Игнат отпустил
её.
Дал понять,
что у неё есть выбор. Мизерный, но шанс
решить всё самой. Идти с ним или остаться.
Дал ей иллюзию
выбора. Мирослава уверена, он утащил бы
её в спальню, если хотя бы на секунду
усомнился в том, что она пойдёт за ним
сама.
Мирослава
прокляла себя. За слабость, за то, что
её тело ей не принадлежало. Потому что
она хотела его. Но всё-таки эта партия
должна была остаться за ней.
— Это наш
последний раз. И ты меня отпустишь. —
Встала со стула, едва доставая Игнату
до плеча. — Ты дашь мне развод.
Он смерил её
пристальным взглядом. Задержался на
лице, словно решив взглядом пересчитать
все её веснушки. Мирослава никогда их
не прятала, но сейчас с трудом подавила
желание отвернуться. Потому что знала,
как выглядит его любовница — с идеальной,
как у фарфоровой куколки, кожей.
— Последний
раз? — усмехнулся Игнат. — Наше прощание?
Это часть твоего плана?
— Нет, я… —
Мирослава не успела договорить.
— Я согласен,
Мира. Я дам тебе развод, но сегодня я
делаю с тобой всё, что пожелаю. Небольшая
плата за такую желанную свободу.
— Ты не
оставил мне выбора!
Отвела взгляд,
чтобы он не видел и намёка на её слёзы.
В эту ночь с её ресниц не упадёт ни одной
слезинки. Потом — возможно. Но не сегодня.
— Ты могла
меня простить, Мира.
— Могла, но
не стала.
Мирослава
умолчала о самом важном: она не хотела
его прощать. Предавший однажды — предаст
снова. Она убедилась в этом на собственной
шкуре.
— Но от
супружеского долга это тебя не освобождает.
— Игнат откровенно на ней издевался.
