По заплывшему зеленоватой махровой пленкой стеклу бил толстый неприятный дождь. Степан, серая цапля с ярко-желтыми глазами, схватил с тумбы чешуйные перчатки и подбежал к окну чердака. Небо загородили больные тучи. Их мутило от недавнего путешествия через промышленный район города. Степан вымерил незаметную щель между четвертой и седьмой тучами, которые не успели срастись до конца, и, присвистнув, схватил солнце за нерасторопный луч. Он наслюнявил одну из перчаток и схватил солнце за луч уже двумя крыльями. Изрядно напрягшись, он потянул на себя и отошел к стене из дырявой сосны. Чтобы не сдаться на исходе сил Степан зацепился за ржавую трубу лапой. Вскоре он почувствовал, как горячее застряло в щели между тучами. Тучи завизжали от жжения и, раздвинувшись, впустили в жилой каменный район скромную горсть лучей. Степан вновь подбежал к окну и схватил свежие лучи охапкой, он закрутил их, и они стали вибрировать по спирали и, образовывая горячий радиус, разгонять тучи одну за другой. Третья и вторая оказались слабее остальных и упали на землю, раздавив два или три жилых дома в кашу. Остальные удержались в вышине, но разбежались. Тогда Степан бросил лучи на пол и придавил их свободной лапой. Они зажужжали и устремились с чердака к низкому солнцу, которое почувствовало защемленные лучи и поспешно удалилось в шалосферу.
За дверью, которой служила прибитая дверца от нездешнего шкафа, послышался топот и на чердак забежал невысокий полноватый парень, лет двадцати. Он снял шапку и, взъерошив рукой темные торчащие волосы, возгласил. – Степа, я влюбился!
Степан снял перчатки с крыльев и почувствовал дикую боль в мышцах, будто она приехала с визитом из Эфиопотапии. – Неужели это, наконец, произошло, Боян!
– Это произошло! – подтвердил парень и снял пальто, обнажив синий облегающий свитер.
Степан встрепенулся, полез на тумбу и, содрав с потолка две доски, наспех развел костер. – Поставлю чайник, – сообщил он. – За это надо выпить чаю из крыжовника.
Боян привел в порядок дыхание: последние минут пятнадцать он бежал. Подойдя к серым от черепичной пыли матрасам, Боян распластался в воздухе и упал. – Eе зовут Рада. Такая красивая! – он не мог скрыть восторга. – Поверить не могу, два года я искал жену, а теперь будто двести пудов с души слегло. Причем как! Неведомо, безо всяких ожиданий и надежд!
Степан вскипятил чай в железной банке и пропустил его через сито в две деревянные кружки. – Я очень рад за тебя, Боян. Но не уж то ты собираешься жениться, не узнав ее получше?
Боян принял кружку и, сдув зеленоватые пары кипятка, отпил с кислым привкусом. – Я уже все решил, пока бежал. Как увидел ее, на выставке мебели, два часа назад, так и все. Она та самая.
Степан устроился удобнее, сложив лапы по-кокетски, и ждал рассказов. Боян долго водил глазами по дырявому потолку, не зная что и спеть. Его разрывало от неожиданной радости. Будь он фруктом, то, должно быть, уже насквозь промок от сока. – Она лежала на одной из греческих кроватей, проверяла ее уют. Белая от чистой красоты! Я не знал, о чем с ней начинать разговоры, поэтому сразу позвал замуж, поймав ее взгляд, и, знаешь, что она ответила?
Степан мычал.
– Я не против, ответила. А я увлекся ее хрипловатым голосом, знаешь, как у ветра в пустынях Кадары. А ее лиловые губы! Мягкие, как изюм. Мы целовались, а все вокруг смотрели на нас, как на выставочных манекенов.
Он замолчал, выпив залпом остывший чай. – Завтра мы встречаемся и обговариваем свадьбу. Она обещала, что ее родители оставят ей квартиру, как она найдет себе жениха.
– Это хорошо, – заворчал Степан. – Я чувствую, что мне придется поработать над твоим костюмом, а то после выпуска из детского дома ты ходишь в одном и том же.
Боян подобрался к цапле и обнял его. – Спасибо, Степа. Я так хочу, чтобы эта свадьба стала началом нашего большого приключения! Мы поедем в Косоглазию, будем рыбачить при сиреневой луне и потеть при поцелуях!
Степан усмехнулся и похлопал Бояна по спине. – Все будет, дружище. Все будет.
Было уже далеко не утро, и в комнату Рады постучались. Она лежала на кровати и рассматривала голубой потолок. Ей было немного тревожно, однако стук в дверь предвещал легкое облегчение. Она издала протяжный ноющий звук и в комнату вошла высокая женщина со спрятанной осанкой. – Я принесла платье, – сказала женщина.
– Спасибо, мам, – еле уловимо протянула Рада.
Женщина достала выглаженное платье из-за пазухи и положила его на белоснежное кресло: рыжее от медной ткани, оно растеклось по креслу как джем по творогу.
– Волнуешься? – сказала мама, ища повод для нечаянного разговора.
Рада подвигала головой. Платье уже находилось в комнате, а, значит, тревоге можно было исчезнуть. Когда мама вышла, Рада медленно поднялась и потянулась. Она была совсем нагая: вечером ей было лень переодеваться в пижаму, да и Боян решил устроить ласки. Рада посмотрела в зеркало и сморщилась от своего помятого вида. Боян ждал ее в соседней комнате вместе с цаплей и родителями. Работница ЗАГСа еще, скорее всего, не пришла, иначе бы Раду торопили. Сорвав несколько одуванчиков с подоконника, Рада чихнула и запачкала соплями ковер. – К счастью, – прошептала она тишине.
Затем она села за трюмо и стала растирать одуванчики в фарфоровой миске. «Чудеса, еще бы месяц назад я и не подумала, что буду выходить замуж.» – думала она.
«Если бы родители не вытолкнули меня из постели на улицу, так ничего бы и не случилось. Забота до добра не доведет.» Получившееся солнечное пюре Рада нанесла на густые синяки под глазами. Затем она накрасила и без того длинные ресницы китовой тушью, вылила на гладкие светлые волосы стакан яблочного сока и почистила большие беличьи зубы раствором меда. Теперь ее серые глаза казались вечными озерами на неровной веснушчатой долине, а волосы и улыбка пытались перехитрить друг друга в простоте.
Платье она надела на голое тело, после чего поправила грудь так, чтобы соски смотрели на Восток.
Боян сидел на кресле в гостиной и стучал зубами. Он боялся, что работница ЗАГСа придет раньше, чем Рада выйдет к нему. Степан уплетал залитого холодным желе фореля за накрытым, в основном, алкоголем столом. Мама и папа (высокий лысоватый прыщ) играли в шашки. Боян встал с кресла и начал ходить по комнате, дабы потратить лишнюю энергию. «А если я забуду слова?» – боялся он и начинал вспоминать. «Да. Согласен. Потом поцелуй. Нет, козья башка, сначала кольца, потом поцелуй.» Он достал из кармана бордового пиджака кольца из лазури океана и выдохнул: они стоили удачной продажи чердака.
Когда Рада вышла, в квартире раздался звонок и сразу же, наглая, вошла работница ЗАГСа – толстая тетя в длинных кудрявых волосах, покрывающих все тело. Молча она перекивалась с родителями, которые в спешке накрыли доску с шашками эротической газетой. Степан, не придавая происходящему значения, неспешно и старательно ел.
