Цыганска, польска я, еврейска, русска —
Толпой при праздничном столе.
На шее виснет жалобная буска
Из горных, горло, хрусталей.
Негаданые предки развлекаться,
Как этажи, обрушились на блюдце.
Вот комарьем вокруг локтей завьются,
И бабушкам ко мне не протолкаться.
Я на балконе и рукой, и пяткой
Расталкиваю мимо пролетучих —
Пусть не со мной они играют в прятки,
Не мне поют и не собьются в тучу!
Нас род ли, кровь не топят, как котят,
А только тешатся, почем хотят.
Разденут Любку и ведут на рынок:
Там муза мускул пробует рукою,
Оценивает нас – скакать на коей.
И каждый день рожденья – поединок.
* * *
Сирень под вечер выбирала
И мыльным веником несла.
Лицом к земле она цвела
И я ее не уважала,
Таща домой – вниз головою —
Небезупречное живое.
Усну ли пьяная в кустах,
Очнусь глухой и безобразной —
И прянешь ты лизнуть в уста,
Как пудель ласковый и грязный.
* * *
То со страстью дождь, то птица: «Пити!»
Льнут к ночной рубашке безграничной,
Не давая мне одной побыти
Как желток во скорлупе яичной.
Зря я, что ль, вставала, не будя,
Ощупью отыскивала пиво
И белье сушимое брезгливо
Раздвигала, проходя?
* * *
Ты пришел, мое занятье,
С чем-то мелкого цветенья,
Не цветы и не кустарник
И недолго проживут.
Немудреное растенье,
Мелкий, меткий белый цвет.
А хотелось мне в подарок
Расписную щикатулку,
Крышка в розах и лилеях,
А поставишь на живот,
Повернешь проворный ключик —
Заунывно запоет.
И на озере зеркальном,
Отражающем июнь,
Как во гробике хрустальном
С балериной балерун
Повернутся, повернутся,
Завертятся, как волчок —
Упадут, где плюш зеленый
Меж колечек и серег.
Подари мне, друг, шкатулку,
Чтоб играла в тесноте,
В том подгрудном закоулке
Меж коленок и локтей.
Попрошу – и не подаришь.
И на том не прогадаешь.
Подарил бы эту малость —
Век бы ею занималась.
И с тобою не сидела,
И тебе не улыбалась,
И в глаза бы не глядела.
* * *
Перемогаясь госпожой
На даче стылой и чужой,
Боюсь преступников захожих,
Зверей, ревущих во лесах,
Сухих травинок в волосах
И ссадины на нежной коже.
В полудни на земле лежу,
Как свежевыловленый омуль,
Колени тонкие кажу
И живота глубокий омут.
И так деревьям я гадка,
Личинка блеклая, бессильная,
Прикрытая тряпицей синею
До червоточины пупка.
* * *
Я вчера на кладбище ходила,
Восковым веночком любовалась,
Взглядом по воротам проводила,
Разве только на ночь не осталась.
Нам куда ж от кладбища деваться?
Напроситься с милым погулять,
За крестом железным целоваться,
Принужденно плечи оголять,
Впалой кошкою вжиматься в тело,
Как стакан, в минуту опустеть —
Чтобы равновесье налетело
Бурей, как пристало налететь.
* * *
Слоем пыли, не упоеньем духа,
Жира тонкой пленкою, золотистой
Ты, любовь, в квартире расположилась,
Разлеглась, разъелась, выкатив брюхо.
Ты, тетрадь, уныла, – плохой соложник.
Разве что ладонь на тебя положишь,
Чтоб глядеть в прозрачные донья страсти
Хоть от всей души, но уже с балкона.
* * *
Балкон при мне как садик монастырский.
Сказала бы «альков», но не таков.
С него могла до облаков —
И деревенькою сибирской:
Чего б исхитить на корысть
И как баранку дома грызть?
Балкон при мне как садик мелкий
С целебной травкою прищепок,
С вареньем, тазом и бельем.
В его ущелье мы вдвоем
Среди подветренных рубах.
Раздвинуть их и зренье сузить,
Чтобы – подзорная труба:
Тебя увидеть и унизить.
* * *
Зря тебя я в парк уговорила,
Знала бы – отправилась одна,
Хоть у пруда сердце разморило
Над бутылкою грузинского вина,
Потому что в парке есть Венерка
С мелким на ладони голубком,
С лисьим личиком, с двуострым подбородком.
К ней бы я отправилась тайком.
Встала, выгнулась, простерла пясти,
Выясняла бы до поздней ночи,
У кого из нас побольше власти,
Кто белей, милей и крутобоче.
* * *
Все, что мило мне, все, что нежно —
Полминуты, когда над рекой,
Как в бутылке, в вагоне метро
Пролетела – и вот уже нету.
Мне правда дольшая и не была нужна.
И мыльные, обласканные очи,
Как руки под воду – в залистанный журнал.
И под землей кротом вернуся к вечной ночи.
* * *
С утра синели васильки.
Как дуло, взгляд на них наставлю,
Пускай седеют на глазах.
Весь цвет вопью – и облизнуся.
Невольно утирая рот,
Справляю им сороковины.
Одни густые сердцевины
Зрачок голодный не берет.
Так, что ли, буду в зеркалах
Своим ущербом тешить зренье,
Глядеть, раздевшись догола,
На тела бедное строенье.
Морщины шеи, вялость век,
Еще не мыслимые складки
Я поощрю единым взглядом.
И так стареет человек.
Бока оглаживать руками,
Тая бывалую заразу:
Биение срединной ткани,
Уже не лакомое глазу.
* * *
Руку запустишь – вынь из воды,
И, тяжелея, повиснут на пальцах
Краткие прихоти, сердца следы,
Раки речные в накрашенных панцирях.
Жадной хозяйкою день ото дня
Исподволь вас приучаю к заботе
И сожалею, что после меня
Сиротами побредете.
* * *
Моря бы не зреть у моря, око!
Лодкой высохнуть и расслоиться
Вне его волнующей водицы.
И не пить на набережной сока.
Полежать на пляже с москалями,
Голову и плечи раскаляя,
И чернеть в дверном проеме юга,
