Дождь решил, что Джо поживет еще, поэтому лил как из ведра, не давая возможности развести под ней костер.
– Душевно стою – подумала Джо. Глаз заплывал, правый бок горел, и Джо чувствовала, как оттуда вытекала кровь, унося с собой последние силы. В прорехи рубахи поддувал ветер, но в свете дикого ливня, который насквозь промочил девушку, это уже казалось мелочью. Основная часть добросердечного населения, притащившая Джо на костер, попряталась под козырьки своих глиняных домов, и выглядывали уже не злобно, а просто с любопытством, постепенно переходящим в скуку.
– Зачем опять вляпалась? – с тоской подумала Джо – ну дети, ну собрались их принести в жертву, ну и что…
Тут живо она представила себе горящих детей, и все взорвалось в ней.
– Ну, нет – со злостью крикнула она в дождь.
– Не жить вашему роду. Прокляты вы перед небесами, приносящие в жертву своим кровожадным богам маленьких детей.
В это время сверкнула молния, и через минуту задымился один из самых отдаленных домиков. Было просто удивительно, как при таком ливне и так легко загорелась, да что там загорелась, заполыхала хижина.
Старейшина, жесткая с крепко сжатыми губами женщина начала что-то кричать обезумевшим от паники людям. Но надежды остановить их были напрасными. Кто-то упал на колени и начался молиться, кто-то дико кричал, кто-то рванул со всех ног к реке и залез туда, но, ни один человек не бросился спасать хижину. Джо не успела удивиться, как услышала за своей спиной:
– Красиво говоришь!
Проводник почувствовала, что руки ее развязаны, и кто-то взялся уже за ноги.
– Макс – прошептала она – я не смогу идти.
– Я понял – ответил он – догадываюсь, что сутки в таком положении не прибавили твоим ногам прыткости. Затем он легко повесил ее на свое плечо и пошел вихляющей походкой.
– От стрел ты хорошо прикрылся – съязвила Джо.
– Да уж. Я всегда предпочитаю женщинами прикрываться – в ответ услышала девушка.
– Где дети? – спросила она.
– В хорошем теплом и сухом месте, где и положено быть детям – задыхаясь, ответил Макс, продолжая бежать через деревню. Минуя кустарники, они, вернее Макс залетел в лес. Минут через десять этого непрерывного бега, он, наконец, остановился.
– Не рановато ли? – нахально спросила Джо, пытаясь этой нарочитой наглостью прикрыть свою боль и усталость.
– Ну, я бы конечно пронес тебя еще миль пятнадцать, однако погони за нами не наблюдалось, да и устал я играть в великого воина – и в этот момент бережно положил Джо на землю.
– Так, где дети? – заладила Джо.
– Я успел их отвести к своему племени – это тебя успокоит?
– Нет, за ночь не успеть, поэтому ты их куда-то запрятал. А вот куда – вот вопрос.
– Ладно, поймала. Покажу тебе поляночку заветную. Ты кстати, идти-то сможешь? – спросил Макс.
Объяснению Джо предпочла медленно подниматься, держась за ветви близстоящих кустарников. Макс сидел на земле и с ног до головы осматривал Джо. Вроде бы открытых ран и переломов он не наблюдал, хотя кто ее знает, ведь будет молчать до последнего.
– Одежонку тебе для сожжения выбрали не очень, мог бы для этого случая их староста что-нибудь из своего подкинуть – мрачно пошутил он. И правда, длинная рубаха, продранная в нескольких местах, ничем не подпоясанная, да еще и сделанная из какой-то жесткой дерюги просто просвечивала насквозь. И Макс с болью смотрел на ее тонкое тело практически все в кровопотеках, особенную злость вызывал ее заплывший глаз.
Мало я поджог – с яростью подумал он – надо было все их норы сжечь.
– Ты так смотришь на меня – раздумчиво сказала девушка, пытаясь опираться на свои избитые ноги – что, кажется, сейчас добьешь.
– Вставай, давай – нарочито грубо ответил хранитель – дети ждут. Она оперлась на него, и они поплелись в сторону заветной полянки. Лес был непонятный: одновременно редкий и непроходимый. Редкий, потому что деревьев мало, а непроходимый благодаря мелкому, цепляющемуся растущего в неисчислимом количестве кустарнику. Куда ее вел, по какой тропке, Джо не запоминала, концентрируясь только на том, чтобы дойти. Вдруг она встрепенулась:
– Макс, а они не пошлют за нами погоню?
Он ответил сразу:
– Конечно, нет. На них же гнев богов снизошел. Им теперь отмаливаться от них да хижины свои восстанавливать. Если они только детей могут сжигать, а воинов боятся, то о чем говорить. Не пойдут, побояться.
Джо облегченно вздохнула, теперь только одна задача стояла перед ней – дойти. День клонился к закату, когда героическая парочка взошла на заветную полянку. Первое что увидела Джо, сидящих возле костерка детей. Вся эта кучка сидела, прижавшись друг к другу. Возле шатра стояли лошади, задумчиво поглядывая вдаль и похрустывая кустарником. Джо отцепившись от Макса, проковыляла до своей Ласточки и пошарившись в седельных сумках достала мешок с лекарствами, любимую батистовую рубашку и мягкие кожаные брюки. Затем она занырнула в шатер, а Макс уже привычно и отлажено взял лежавшее неподалеку ведро и пошел за водой. Он принес воду, затем дойдя до лошадей, пошарил в сумке и достал девичьи сапожки. И со всем этим добром зашел в шатер. Был он там совсем недолго, и вышел оттуда уже не с пустыми руками, а с большими мешками. Он подошел к детям, сбросил с рук мешки и кинул фразу:
– Ну что давайте ужин готовить.
Через минуту каждый из ребятишек был занят своим сугубо важным делом: кто-то мыл, кто-то делал вид, что режет, кто-то побежал с котелком за водой. А вечер стал наступать все быстрее, что отражалось во все больше сгущавшейся темноте и опускающейся тишине. Все слышнее стало журчание веселого и никогда не унывающего ручья, и треск разрастающегося костра. На поляне стало уютнее и как будто теплее. Когда в котелке уже дымилось и детские носы все чаще стали проносится в районе этого самого котелка, из шатра полубоком, слегка пошаркивая ногами, вышла Джо. Это был совсем другой человек. Девушка была уже отмыта, все раны были замотаны и замазаны. А в батистовой рубашке, мягких брюках, элегантных сапожках и своей неизменной выделанной из самой мягкой кожи куртке, она вообще выглядела как леди, совсем как леди, ну почти как леди. Вылив по пути ведро, она добралась до костра и присела на подложенную Максом овечью шкуру. Чьи-то детские заботливые ручонки протянули ей чашку, откуда доносился аппетитный запах мяса и картошки. Взяв чашку, Джо вдруг заплакала. Макс молча, исчез из озаряемого костром круга, и также молча, возник через секунду. В руках он держал деревянную бутыль, которую протянул девушке.
– Не больше двух глотков… – сказал он.
Джо выпила положенные ей два глотка, и тепло прошло по телу. Посидев минуты три в таком блаженном состоянии, она начала есть. Съев ложки три, Джо подозвала к себе самого высокого и очень худого мальчика и отдала ему чашку со словами:
