Глава 1. Я стараюсь изо всех сил
– Можно огня? – Восхитительной внешности девушка с сигаретой в руке возникла перед Данилой неожиданно.
Не в том смысле неожиданно, что он курил в полвторого ночи здесь, у бара, в углу бильярдного зала, а между зелеными столами петляла очередь из соблазнительных девушек, желающих познакомиться с Данилой, и одна из них, стоявшая в конце вереницы, потеряла терпение и, без церемоний расталкивая конкуренток, пробилась к нему напрямик. Нет, не в этом смысле неожиданно. Вокруг Данилы никогда не обнаруживалось особой концентрации девичьих грез: он не был знаменитостью, не был глянцевым красавчиком, не был богат. Ни в ночном клубе Moscow.dot, где он в одиночестве коротал этот вечер, ни где‑либо еще к нему не могла выстроиться гипотетическая очередь из обольстительных девушек.
Причина же, по которой Данила не заметил, как незнакомка оказалась рядом с ним, заключалась в том, что он увлеченно наблюдал за искусной игрой на ближайшем столе. Седоватый джентльмен играл в русский бильярд сам с собой, но был так сосредоточен, будто состязался с заклятым соперником за титул чемпиона планеты. Это был действительно виртуоз. Белесые шары на зеленом сукне то соприкасались с исступленной нежностью, словно головы любовников счастливым летним утром, то гуртом толклись у лузы, точно пассажиры в час пик, стремящиеся быстрее спуститься на эскалаторе в метро, иногда направленный уверенным кием крученый шар сновал между другими шарами, как радушный хозяин вечеринки, успевающий перемолвиться словечком со всяким попавшимся на его пути гостем… По воле маэстро здесь разыгрывалась сама жизнь, и сам он был частью этой игры в жизнь.
Девушка положила свою маленькую сумочку‑клатч на стойку бара, рядом с зажигалкой Данилы. Он оторвался от наблюдения за бильярдной партией, встал, соскользнув с высокого барного стула, и принялся добывать огонь.
Пламя никак не хотело появляться.
– Ну правильно, – с усмешкой сказала девушка, – зажигалка одноразовая, ты один раз прикурил, значит, всё, остальным не досталось.
– Нет уж, она должна зажечься, – серьезно сказал Данила скорее даже не девушке, а зажигалке.
Наконец, с седьмой, или какой там по счету, прокрутки колесика, сине‑золотой лепесток огня выпрыгнул, потанцевал и, подобно танцору же, распрямился и застыл в гордой финальной стойке. Незнакомка прикурила свою тоненькую сигаретку.
Другой бы на месте Данилы за время, пока шла борьба за огонь, наверняка придумал, как продолжить разговор, о чем‑то спросил бы, пошутил, отпустил в конце концов какой‑нибудь немудрящий комплимент и в итоге, возможно, познакомился. Но Данила смущался. Как всегда. Да, вечно в его жизни находилось что‑то, из‑за чего он тушевался или даже чувствовал себя ущербным; притом что научился умело скрывать это. Например, долгое время в детстве он стеснялся своих беспорядочно торчащих светло‑русых волос. А еще веснушек (на самом деле и тогда, и сейчас едва заметных). Хотя вроде бы понимал, что стесняться тут нечего. Позже, в юности, ему, бывало, казалось, будто в профиль он – натуральная баба‑яга; вопреки тому, что, лишь приглядевшись, можно было заметить на его носу маленькую горбинку.
В данном случае смущение Данилы было вызвано тем, что он оказался не в состоянии изящно и быстро выполнить простую просьбу замечательной девушки. Ее выразительные серые глаза под русой челкой были настолько близко, что невозможно было не оценить их прелесть; что же до фигурки, на нее он не пялился, это неприлично, но и того, что вмещала периферия поля зрения, было достаточно, чтобы отметить про себя: сложена девушка тоже как надо.
Задумчиво глядя в сторону ближайшего бильярдного стола, она выпустила изо рта струйку дыма, и вслед за ней Данила машинально вновь обратил взгляд на игрока, за которым наблюдал до появления девушки.
У Данилы мелькнула мысль, что этот игрок похож на крупного хищника, пожалуй на тигра. Его манера поведения заставляла быть настороже, хотя он просто играл в бильярд – не глядя по сторонам, не обращая ни на кого внимания; он был поглощен игрой, но было в его движениях что‑то такое, что указывало на слишком большую меру внутренней свободы. В нем удивительным образом сочетались отстраненность от жизни и внимание к ней – пусть и в виде игры: к положению шаров на столе, к тому, как они то яро мечутся, то робко скользят по зеленому полю, ограниченному бортами, между ожидающих поживы луз. Данила был бы не прочь хотя бы отчасти походить на него, был бы не прочь стать если уж не таким же независимым, то хотя бы раскованным. Впрочем, все эти наблюдения пронеслись в голове Данилы лишь мельком. Какое ему дело до неизвестного игрока? Гоняет себе шары, и пусть гоняет. А он, Данила, следит за игрой – она того стоит, вот и все.
Незнакомка стояла рядом, а Данила уже приготовился к тому, что сейчас она уйдет, и тогда он позволит себе хотя бы со спины получше рассмотреть ее. Он даже представил себе, как будет с сожалением глядеть вслед уплывающему от него очередному жизненному шансу, и тут ему пришло на ум, что с тем же успехом можно все‑таки посмотреть на этот практически уже ускользнувший шанс немедленно, без отлагательства. По крайней мере, можно будет хорошенько разглядеть ее лицо. «Один черт, жизнь‑то – одноразовая, как зажигалка, – пронеслось в голове у Данилы. – Поэтому – прямо сейчас». И он развернулся к девушке, одновременно отступив на полшага, и уставился на нее. Лицо у незнакомки было действительное чрезвычайно милое, а улыбка, вроде как не относящаяся ни к чему и ни к кому вокруг, была непередаваемо притягательной.
Девушка глянула на него и поблагодарила за огонек.
«Ну почему я такой баран?! – подумал он. – Я уже старик, мне двадцать шесть, а я все еще впадаю в оторопь, когда рядом красивая женщина!» Момент был решающий.
– Меня зовут Данила, а вас… тебя как? – выпалил он, плохо соображая, что делает.
– Ксения. Но, знаешь, я подошла, чтобы прикурить, а не для того, чтобы познакомиться.
– А я… э‑э… наоборот, для того, – промямлил Данила. Ну вот, подумал он, сейчас она повторит, что не собиралась с ним знакомиться, или, скорее всего, просто хмыкнет и уйдет. Ладно, по крайней мере, попытался.
Но она не хмыкнула и не удалилась.
– Ты чего тут – один и грустный? – спросила Ксения. – Девушка бросила? Или уволили?
Она встала несколько боком к Даниле и говорила с таким видом, словно вынуждена беседовать из вежливости.
– И то и другое, – ответил он, – и девушка бросила, и уволили. А как ты угадала?
– Я такое же выражение лица видела в зеркале десять минут назад, когда ходила в туалет. Меня тоже уволили. – Она усмехнулась и теперь своей манерой держаться как бы говорила уже не «Ой, ну вот опять приходится отвечать всяким прилипалам!», а что‑то вроде «Славно мы болтаем ни о чем, хотя, конечно, мне сейчас надо будет идти к своей компании».
