Надя была разочарована: она долго ехала в душном и скрипучем автобусе с гармошкой на другой конец города, за реку, и теперь мальчика, с которым она познакомилась летом на турбазе, не было дома. Ей было четырнадцать лет и наплевать на мальчика, но такое долгое путешествие должно было чем-то закончиться, а теперь она медленно шла к остановке, не зная, чем себя занять.
Летний день был в зените, и дома пока ее никто не ждал. Почти весь июль Наде пришлось провести в деревне среди кур и двоюродных сестер. Она злилась на родителей, которые испугались стремительного взросления дочери и предпочли держать ее все лето на огороде и парном молоке, вдали от городских соблазнов и парней. Надю раздражало, что ей не доверяют, и ей приходится возиться с сестрами, всего на пару лет ее младше, но все еще играющими с пупсиками. Ей и самой в прошлом году подарили Барби – настоящую чудо-женщину с грудью и каучуковыми ногами, которая стала настоящим предметом зависти к накачанным икрам и лучезарной улыбке. Но теперь кукла сидела на книжной полке, а Надя заканчивала девятый том «Анжелики», представляя себя гуляющей по коридорам Лувра и Версаля, Маркизой ангелов и королевой пиратов. Но лето так и катилось мимо, отражаясь в реке, горы обступали долину, а Надя сидела с книжкой на нагретом крыльце и придумывала вескую причину, чтобы вырваться в город.
И вот она в городе, но в нем было жарко, пустынно и абсолютно нечего делать. Оказывается, все подруги разъехались по дачам и домам отдыха, по телевизору крутили однообразную муть, на девятом этаже их панельного дома было нечем дышать, и только стрижи с громким щебетом рассекали воздух.
Мальчик с турбазы был единственным оправданием этой бессмысленной поездки в город. Он был круглолиц, конопат и смешон, зато травил смешные анекдоты и был хоть каким-то кавалером.
– Девушка! – услышала Надя за спиной. Она обернулась: к ней приближался парень. Настоящий парень. Высокий, черноволосый и совершенно взрослый.
«Наверное, лет восемнадцать», – подумала Надя и улыбнулась ему.
– Девушка, подождите! Я за вами уже полчаса иду.
– Я тороплюсь, – кокетливо сказала Надя, уверенная, что именно так и нужно отвечать на приглашение к знакомству, но стала ждать.
– Девушка, а вы же на остановку идете, да? Я ведь сюда с вами на одном автобусе ехал. – Парень уже подошел к ней и загородил собой солнце – таким высоким и классным он ей показался. – На самом деле мне совсем не нужно было ехать в эту часть города, просто я увидел тебя и решил познакомиться.
– Откуда мне знать, что ты не маньяк? – все так же приветливо спросила Надя, ощущая в себе настоящую женщину, способную заинтересовать такого красивого и взрослого парня. – Я не знакомлюсь на улицах.
– Меня зовут Вася, да, правда, Вася, – ответил он на ее недоверчивую улыбку. Достал пачку (о, надо же!) “Davidoff”, протянул ей, она отказалась, прикурил сигарету. – А тебя?
– Надя.
– Надя не курила, но твердо знала, что никогда не будет курить и делать минет. Курить – потому что это вульгарно и «целоваться с курящей девушкой, все равно что целоваться с пепельницей», а делать минет – потому что уважающая себя девушка никогда этого не сделает, а уважающий ее мужчина никогда не попросит об этом. Надя знала, что “Davidoff” – это высший класс сигарет, так же как и «Мадам Клико» – самое лучшее и дорогое шампанское.
Она медленно пошла в сторону остановки, а Вася – рядом, Надя делала вид, что ей все равно, но ее переполняло чувство гордости за то, что рядом с ней идет такой мужчина, в таких остроносых и начищенных черных ботинках, в таких модных черных брюках в тоненькую полоску и совершенно шикарной шелковой переливающейся рубашке с длинным рукавом. Она незаметно вдыхала дым его сигарет и чувствовала запах какой-то обалденной туалетной воды.
– А ты хорошо город знаешь? Я просто здесь в первый раз, только из армии вернулся.
– Где служил? – безразлично-насмешливым тоном спросила Надя, потому что именно таким тоном надо разговаривать с мужчинами. Ей было на самом деле все равно, где он служил, но ему уже двадцать! Он такой взрослый и настоящий, что захватывало дух от страха, что его не интересуют такие малолетки, как она.
– На Кубе.
– На Кубе?! – он так вырос в ее глазах, что насмешливый тон сохранять уже было невозможно. Куба была другой планетой и другой жизнью, непонятнее Америки и Парижа! Это уже спустя пятнадцать лет Надя сидела на пляже отеля «все включено» в Варадеро и сравнивала его с Доминиканой, где она бывала пару раз до этого. Но в то лето, когда она была ребенком, Куба была зарослями сахарного тростника среди пальм, где лоснящиеся от солнца черные тела рубили мачете.
В автобусе не было мест, и Надя вызывающе сидела на железной перекладине у гармошки, а Вася стоял совсем вплотную. Надины коленки почти упирались ему в грудь, а она делала вид, что так и должно быть. Он рассказывал про Кубу, и что от влажности там можно задохнуться, а Надя задыхалась от духоты автобуса и этой близости. Они шли по улице, и Вася сказал, что ему все завидуют, потому что рядом с ним идет такая девушка, и Надя уже задыхалась от счастья, потому что хотя ей и говорили комплименты раньше, они все были ненастоящими мужчинами.
Наде было легко, потому что было совсем рано, и комендантский час у нее начинался еще только часов через шесть, а за шесть часов можно было бы прожить целую жизнь.
– А все-таки, сколько тебе лет?
– А сколько ты дашь? – Надя была хорошей девочкой, и знала, что врать плохо, пожалуй, даже хуже, чем делать минет. Как ни странно, проституция отсутствовала в странном списке Надиных запретов, по-видимому, потому что представлялась ей занятием хоть и постыдным, но в определенных обстоятельствах благородным. Тем более, ее любимая Анжелика не брезговала использовать свое тело в качестве разменной монеты, жертвуя им ради высших целей.
– Ну, восемнадцать?
– Нет, четырнадцать! – выпалила Надя, безумно жалея себя за это.
Вася удивился и начал прикидывать в уме последствия. Он все-таки был благородным разбойником.
– Надо же, как рано стали развиваться девушки, – пробормотал он, хотя и в его время они развивались и росли не менее бурно. – Ты знаешь, мне надо на стрелку сегодня попасть в шесть вечера, – прикинул он на часах. Надя была такая загорелая, с такими длинными и худыми ногами и выгоревшими волосами, что ему захотелось хотя бы еще немного пройтись с ней рядом по улице.
– Ну да, мне тоже надо к шести по делам, – равнодушно ответила Надя, испытывая в душе такое унижение, которого, пожалуй, не испытает от мужчины больше уже никогда. Ее отвергли как ненужного пупсика, хотя она была начитанной девочкой и отличницей. Мир был устроен несправедливо в четырнадцать лет, потому что не позволял взрослеть раньше.
