Все началось с того, что дядя Толя решил жениться. И сразу дашино лето стало гораздо интереснее. Во-первых, мама поехала вместе с Дашенькой в другой город на эту самую свадьбу. Ведь, если мама уедет одна, папа ни за что не поведет Дашу в детский сад, а у него работа. Во-вторых, Даша уже два года не была в гостях у бабушек и дедушек, и очень радовалась, что встреча, наконец, состоится. В последнее время бабушки и дедушки присутствовали в дашиной жизни в виде редких больших посылок с конфетами и подарками, и писем, которые Даша не могла прочитать из-за непонятного почерка, поэтому читала их мама вслух. Отдельные места. Иногда она читала молча, а Даша тормошила ее, чтобы чтение возобновилось.
Дашины, а заодно и мамины с папой, родственники жили далеко от них, зато близко друг от друга. В одном городе и даже на одной улице. А мама с папой когда-то ходили в одну школу. В один класс. Когда мама проходила мимо окна папы, ведя за руку дядю Толю, который тогда был вовсе не дядей, а маленьким мальчиком, в детский сад, то баба Нюра бежала в комнату будить сына, то есть папу. Она кричала: "Вставай, Лёшка, вон уже Марина брата повела, опять в школу опоздаешь!"
Марина – это мама. А Лёшка – папа. Они потом и в институте вместе учились, только на разных факультетах. Дашенька не знала, что такое факультет, но звучало слово хорошо, солидно. И, если там чему-то учат, то и она однажды обязательно пойдет на какой-нибудь факультет.
Мама собрала Дашины вещи, но не положила туда нарядного платья. Как же так? А дядьтолина свадьба? Дашенька, несмотря на свой возраст, прекрасно знала, что такое свадьба, и совершенно точно могла сказать, что туда положено ходить в нарядных платьях. В их городе она видела разные свадьбы. На одних были невесты, похожие на принцесс, и с ними разные люди в платьях и галстуках. На других были гармонь, странно наряженные гости, которые как будто перепутали Новый год со свадьбой. Мама называла их ряженными. Какие же они ряженные, если вон у того дяди тулуп с дырой на спине? А вон та тетя с ярко нарисованным ртом щеголяет в шляпке с оторванными наполовину цветами? Зато такая свадьба была гораздо веселее, чем у невест-принцесс. Там все пели, плясали и выкрикивали "У-ух!".
Так как мама совершенно точно не взяла с собой ни драного тулупа, ни панамки с одной лентой, ни даже захудалого платка с цветами и бахромой, Даша была уверена, что их дядя Толя женится на принцессе, а не на ряженной.
– Понимаешь, птенчик, свадьба – не место для детей. Она будет проходить в соседнем городе, и для тебя не найдется места в машине. Не обижайся, пожалуйста, зато ты увидишься с дедушками и бабушками. Я уеду всего на один день, ты его проведешь у бабы Нюры, хорошо? – терпеливо объясняла мама.
Даше было обидно, что с нарядным платьем не сложилось. Она не могла понять, как такая маленькая девочка, как она, не сможет поместиться в машине? А колени взрослых на что? Ей ужасно хотелось посмотреть на принцессу дяди Толи. Но девочкой она была рассудительной, умненькой, и согласилась с мамой, что поездка так далеко – уже сама по себе подарок.
Дашенька очень любила дорогу. Только идти вдоль поезда к нужному вагону, который останавливался всегда очень далеко от места, где ты его ждал, было ужасно страшно. Из-под вагонов вырывались с оглушительным шипением струи пара, мрачные дяди с громадными железками оглушительно стучали по громадным колесам, откуда-то сверху вещала неразборчиво и оглушительно железнодорожная женщина. Взрослые что-то разбирали в этом "аминемилонемионямнямням" и с воплями "Нумерация опять с хвоста, побежали!" – неслись на поиски своего вагона. Дашенька ничего не понимала, только старалась шустрее шевелить ногами, чтобы не потеряться. Ведь это так страшно – потеряться на шумном вокзале.
Но когда Дашенька оказывалась в душноватом вагоне – все менялось. Звуки вроде бы становились тише, потому что терялись за стуком колес. Тыдых-тыдых. Тыдых-тыдых. Как будто сердце стучит. Поезд плавно едет, покачивая Дашеньку в своем нутре, словно убаюкивая.
Мама старалась брать билеты на вечер или в ночь, чтобы приехать куда надо наутро. Поэтому Даше было очень весело бежать по пустому ночному городу, торопясь на вокзал. И любоваться огнями спящих улиц, где мало машин и совсем не бывает такси.
Мама всегда укладывала Дашеньку на нижнюю полку, тогда как сама Даша хотела на верхнюю. Там, когда лежишь, в окно видно рельсы, а снизу только фонари в глаза светят. И ты лежишь, считаешь: раз, два, три – зажмуриться! Раз, два, три – зажмуриться!
Даше нравился плацкарт. Она любила смотреть на людей, хотя папа постоянно одергивал: не пялься! Но ведь все такие разные! Там люди бывают красивыми и не очень, горластые тетки в цветастом ситце и скромные бесцветные девушки. Хохочущие мужики и ругающиеся на них проводницы. В вагоне всегда витали запахи жареной курицы и свежих огурцов.
Мимо окон поезда проплывает сама жизнь, пока Даша едет в загадочное "туда". И она же, только немножко другая, поплывет, когда Даша отправится в привычное "обратно". Вокзалы большие и маленькие, одинокие полустанки в лесу и громадные платформы выше дашиного роста, на которые так страшно спрыгивать со ступенек – все это нравилось девочке.
Встретил их дедушка Жора, как всегда, чисто выбритый и большой, в забавной оранжевой кепочке-семиклинке. Он редко улыбался, Дашенька его немножко боялась. Зато баба Юля была самым улыбчивым и добрым человеком на свете. И она была доктором. И все ещё работала в маленькой белой больнице, спрятанной в густых зарослях сирени и яблонь, где пахло лекарствами и чистым полом.
– Как добрались? – спросил дед, запихивая большую мамину черную сумку в багажник своего синего блестящего Москвича. – Как Птенчик?
