Давным-давно, когда после долгих войн и тяжёлых княжеских ссор столицей Руси Москва стала, сел на престол царь Иван, которого за жестокость народ Грозным прозвал. Но не о нём речь пойдёт, а о простом русском человеке – Егории-мастере.
В стороне от Москвы, на берегу речки Весёлки, деревенька стояла. Чистенькая такая, нарядная. Дворики называлась. Здесь и родился Егорка.
Странный был мальчонка. Бывало, играют деревенские ребята в чехарду или в догонялки, а он побегает, побегает и вдруг замрёт посреди улицы.
– Ты чего встал, Егорка?
– Гляньте, – говорит, – закат-то какой, будто небо горит. И лягушки как распелись…
– Тьфу ты, невидаль! Лягушек не слыхал! Ты, слышь-ка, или играй, или сейчас в пруд макнём.
А то ляжет в высокую траву и глядит на цветы неотрывно.
– Аль занемог, Егорка? – спрашивает его мать. – С самого утра лежишь, не шевелишься.
– Я, матушка, слушаю, как сок по травам бегает.
– Неужто слышно? – спросит мать ласково, посмотрит на него задумчиво и отойдёт тихонько.
А ещё любил Егорка рано утром, когда звёзды светлеют и слышно, как в саду яблоки в траву падают, птиц будить. Выйдет в огород и в свою дудочку тихонько так – фьють-фьють! А в ответ ему первая пичужка – «чиу!» За ней другая, третья, и весь сад запел, ожил!
– Расчирикался, воробей, – кряхтит бабушка Акулина на лавке, – без тебя, что ли, птицы не проснутся?
Но больше всего любил Егорка русские праздники, когда песни задорные поют, весёлые хороводы водят, ряженые по ночам страх нагоняют. Каждый праздник как сказка, с волшебствами, с тайнами. Тут уж никакой силой его домой не затащишь, прямо беда!
Вот хотя бы праздник Егорьев день, когда в первый раз после студёной зимы скотину на поле выгоняли. Был такой герой на Руси, Георгий-воин, Георгий-защитник, Егорий по-простецки. Крестьянам помогал, заступался, если надо, и скотину от беды охранял. В честь него и праздник назвали.
Вечером, накануне Егорьева дня, бабушка Акулина, как и все деревенские бабы, пекла «шишки», булки такие, и в каждую по шерстинке со скотинки вкладывала.
Утром рано Егорка с бабушкой корову и лошадку из хлева выгоняли не хворостиной кривой, а цветущей вербой. На землю перед хлевом отец замок железный клал. Через него скотина переступить должна и не зацепиться. Только тогда ворожба подействует – волку или медведю пасть крепко-накрепко запрёт.
Потом всей деревней в поле шли. Клали на четыре стороны тридцать земных поклонов и просили: «Храбрый ты наш Георгий, упаси ты скотину нашу от огня, от воды, от лютого зверя, от ползучего змея и от волшебных стихов. Чтоб лютый зверь не слышал бы своими чуткими ушами рёву коровьего, блею овечьего и боялся бы голосу человечьего, и чтоб нечистая сила отталкивалась». Покормят скотину «шишками» и запоют, Георгия поторапливают:
Георгий, вставай рано,
Отмыкай землю,
Выпускай росу
На тёплое лето,
На буйное жито,
Людям на здоровье!
А Георгий-то и сам в эту ночь не прилёг. Золотым ключом росу отпер и на землю выпустил, потом травы отпер и дал им расти. А как затрубит Георгий в свою золотую трубу, в ответ ему леса зеленеют.
* * *
Отец Егорки крестьянствовал, а для удовольствия своего звонарил. Знатный звонарь был! Такие переливчатые звоны на пяти колоколах игрывал – заслушаешься! Звон тот в самое сердце радостью входил, и душа добрела. В Москву на главную звонницу его сманивали, большие деньги сулили – отказался. «Уменье моё, – говорит, – деревня родная породила, для неё и стараться буду».
Вечерами, когда вся семья после тяжёлой работы в горнице собиралась, наступало для Егорки самое счастливое время.
Тихонько потрескивала неяркая лучина, вился к потолку смоляной дымок. На стенах таинственные тени шевелились, у печи бабушка Акулина чугунами гремела, и постепенно изба доверху наполнялась таким вкусным запахом свежего хлеба и топлёного молока, что толстый кот Терентий, позабыв про мышей, с паутиной на усах врывался в горницу и начинал беспокойно мяукать басом.
Отец лапти на всю семью плёл, мать за прялкой сидела, а Егорка прижмётся к её тёплой спине, в тёмное окно глядит заворожённо и слушает, слушает мамкины истории сказочные:
– За семью глубокими морями, за семью высокими горами, там, где земля с небом встречается, лежит невиданная страна. Захочешь её на коне объехать – года не хватит. Люди там трёхногие великаны с четырьмя руками, глаза и рот у них на груди. Нет в той стране ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека потому, что полно там всякого богатства.
Течёт под той землёй красная река. Раз в год земля над ней расступается, и кто увидит это, прыгает в реку, пока земля не сомкнулась, хватает в воде что попало и наверх тащит. Камень оказывается драгоценным камнем, а песок – крупным жемчугом.
Родятся в том царстве разные звери. Есть петухи, на которых люди ездят. Есть птица Фéникс. В новолунье вьёт своё гнездо на пятнадцати дубах, приносит с неба огонь, сама сжигает своё гнездо и сгорает вместе с ним. А из пепла рождается червь, покрывается перьями и становится опять Фениксом и живёт пятьсот лет…
Медленно тают перед глазами Егорки тёмные стены избы, и вот уж не у печи он греется, а на тёплом розовом песке в той далёкой стране, а над ним неслышно качаются огромные, с колокол, красные и белые цветы, и в одном – птица Си́рин драгоценными перьями сверкает и поёт что-то тихое, сладкое, а лицо у неё мамкино…
* * *
Но вот однажды, в конце лета, когда хлеба поспели, прибегает на рассвете из ночного Егорка, как снег белый, дрожит.
– Тятенька, – кричит, – проснись! Беда!
– Что, Егорка? Коня украли?
– Конница вражья на нас скачет! Близко совсем!
Услыхал звонарь такое дело, как был в исподней рубахе, так и побежал на звонницу – народ поднимать. Успел только крикнуть, чтоб Егорка с матерью да бабкой Акулиной в подпол спрятались.
Взлетел птицей на колокольню – ах, мать честная! Враг окаянный вот уж – рукой подать! Тучей чёрной несётся, земля от тяжести прогибается!
Ахнул звонарь в самый большой тревожный колокол. Вставайте, люди добрые! Беда страшная, кровавая рядом!
Да поздно было.
Смерчем ворвалась конница в деревню. Кто схорониться успел, тот уцелел. А так всех ироды порубили да конями своими косматыми потоптали.
Мать не выдержала, с Егоркой на околицу выбежала: как там её родимый на колокольне, жив ли? Тут на неё и налетел вражина оскаленный. Только и успела толкнуть Егорку в лопухи да перед ним встать, как рассёк её зверюга саблей своей кривой.