Еще одна загадка
Утром, когда, проводив Ирину, я брился, мне в голову пришла до смешного простая мысль.
Я вспомнил слова архивариуса Миши: «Только ленивый не писал тогда о деле Мирзоева», а также его упоминание о том, что почти все крупные газеты направляли за этими материалами своих спецкоров. Логично допустить, что там побывал и кое-кто из ленинградских журналистов. Или проще: после развала Союза какой-нибудь среднеазиатский репортер мог перебраться на берега Невы. Чем черт не шутит. Через Касаева это легко выяснить. И если найдется свидетель, организовать встречу. Тем более что у меня свободный день: Ирина взяла тайм-аут для сборов в дорогу. Встречаемся с ней мы завтра возле агентства, откуда в Пулково бегают экспрессы.
А к себе домой она меня так и не пригласила. Еще одно косвенное доказательство того, что мне уготована незавидная роль. Ну посмотрим.
Даже если она каким-то образом узнает, что я наводил справки об Ак-Ляйляке, подозрений это не вызовет. Вполне объяснимое любопытство со стороны человека, которого заманивают в лабиринт.
Я посмотрел на часы. Начало девятого. Минимум до девяти Касаев будет дома. Надо только придумать подходящий предлог.
Я закончил бритье, сбрызну лея лосьоном, затем закурил и устроил прогулку вокруг стола. Через четверть часа версия была готова.
Трубку снял Гарик.
— Дима? — удивился он. — Привет! Что-нибудь случилось? Встреча отменяется?
— Ни в коем разе.
— Слава Богу. Ты хотел что-то сообщить?
— Да, Гарик. Извини за назойливость, но у меня, как всегда, возникли проблемы. Вот я и подумал, вдруг ты сможешь помочь…
— Все, что в моих силах, Димка, ты же знаешь.
— Суть вот в чем… Эх, неловко тебя впрягать…
— Димка, перестань, не то обижусь.
— Ну, хорошо. Вообще-то, это не телефонный разговор… Ну да ладно. Суть в том, что фирма, где я собираюсь приобрести пай, заключила выгодный договор с одной конторой из Таджикистана. У меня появились некоторые сомнения относительно чистоты сделки. Хочу кое-что проверить сам, перед тем как окунаться с головой. Смотаюсь туда. Инкогнито. Но мне нужна кое-какая информация.
— Боюсь, Димка, что тут я полный профан. — Рад бы, но… А про Таджикистан я знаю только из телепередач. Помнишь, я говорил, что восточнее Золотого кольца не бывал?
— Помню. Но я не о том.
— Так о чем же? — Он пребывал в полнейшей растерянности.
— Тут имеется своя предыстория, которой я сейчас касаться не буду. Короче. Где-то в середине восьмидесятых в газетах прошла крупная шумиха по поводу некоего Мирзоева, директора агрообъединения из тех самых мест…
— Так-так, что-то припоминаю…
— Может быть, — пойми, я спрашиваю на всякий случай, нет, так нет, — может быть, кто-нибудь из ленинградских журналистов писал об этом Мирзоеве? Или же есть журналист, знающий Таджикистан тех лет? Или этих? Ты не помнишь?
С минуту он молчал.
— Нет, Димка, — ответил наконец. — Так сразу не припомню. Но я попробую что-нибудь раскопать. Откуда звонишь?
— Из гостиницы.
— Ты меня поймал прямо у порога. Я уже собрался в редакцию. Давай так. Звякни мне часика через три. В редакцию. Договорились? Ну, пока!
Гарик позвонил сам через два часа. На сей раз у порога поймали меня.
— Димка, полная виктория! — ворвался в трубку его ликующий голос. — Есть такой Волотов Виктор Андреевич, в тот период он работал в «Ленправде» и что-то такое шпарил об этом типе. Сейчас он на пенсии, но подрабатывает в бульварных газетенках. Запиши: Во-ло-тов, через «л», Виктор Андреевич, телефон…
— Гарик, погоди. Ты его хорошо знаешь?
— Поддавали на презентациях пару раз.
— Что он за мужик?
— Нормальный, не считая парочки бзиков.
— То есть?
— Страшно раздражается, когда искажают его уникальную фамилию.
— А в чем уникальность?
— Ну, «Волотов» — от древнеславянского «волот», что значит «богатырь». А всяк новый человек воспринимает ее как «Воротов», притом что обладатель слегка картавит.
— Ясно. А второй бзик?
— Ни в коем случае не называй издания, где он подрабатывает, газетенками, тем более бульварными. Не то — несмываемая обида. Но учти, сам он запросто пользуется таким термином. Не поддавайся на провокацию. Если не сделаешь этих двух ошибок, запросто сможешь его раскрутить. Правда, заводится он трудновато, но после не остановишь.
— Ясно. Спасибо, что предупредил. Извини, а нельзя ли привести его с собой? В Домжур. Мне это очень важно. Я с ним потолкую, а позже мы с тобой смотаемся ко мне в гостиницу, посидим в ресторане. Я приглашаю, вечер у меня свободный. Последний вечер, Гарик, завтра я уезжаю.
— Уезжаешь?
— Дела. Поэтому и прошу устроить это рандеву.
— Ты хочешь говорить с ним тэт-а-тэт?
— Помилуй, какие секреты! Пообщаемся в тесном кругу. Водку он пьет?
— Как лошадь. Ладно. Я его вытащу.
— Ну, до встречи?
— Пока!
* * *
Несмотря на определенную дебелость, Волотов больше смахивал не на «волота», а на постаревшего крупного барбоса: вытянутая к мясистому носу багровая физиономия, обвислые щеки, жесткие, будто проволочные, усы.
За столик он уселся с видом человека, которому не привыкать к угощению за чужой счет.
— Волотов. — Протянув мне вяловатую ладонь, он затаенно выжидал.
— Просто Дима. — Глядя в его свинцовые глазки, я широко улыбнулся. — У вас редкостная фамилия. От древнеславянского «волот», так?
— Да-а… Приятно встретить в наше прагматическое время знатока древнеславянских терминов, — грассируя, ответил он.
— Вы мне льстите, — добродушно отозвался я. — Просто у меня был знакомый по фамилии Волотко. Всякий раз ему приходилось объяснять, что он никакой не «Володко», а именно — «Волотко», от «волота». Как тут было не запомнить!
— Волотко, говорите? Интересно… Люди с такой фамилией мне лично не встречались. Волотов, Волотовский, просто Волот — да, а Волотко — нет…
Гарик за его спиной едва сдерживался, но, подавив, наконец, смешок, заметил:
— Послушай, Витюша, мы же не в Англии, чтобы называть друг друга по фамилиям, тем более в приятные часы досуга.
— Кто бы спорил… — пробурчал тот, выбирая с блюда самый аппетитный бутерброд.
Я разлил по бокалам водку:
— За знакомство!
Не знаю, какую именно подготовительную работу провел Гарик, но Волотов не стал изводить меня лишними расспросами.
Единым духом осушив бокал, он проглотил бутерброд, взял второй и задумчиво произнес:
— Да-а, Мирзоев… Сделали из него козла отпущения… А ведь, в сущности, это был прирожденный бизнесмен. Хозяин. Сейчас он развернулся бы! Но тогда… Впрочем, и тогда он долго удерживался на гребне волны. Его хозяйство считалось образцово-показательным, а опыт рекомендовалось пропагандировать на самом высоком уровне…
(Даже так? Этот аспект ускользнул от меня. Миша выдал неполную информацию. Но это моя вина: я ведь спрашивал только о «деле Мирзоева».)
