"Боже мой, какая ноющая боль, точно не печень, а одна зияющая рана. Когда она перестанет так мучить? Когда это всё закончится? Надо же, цирроз, мать его… Как не вовремя. Хрен с ней, со смертью. Мы с этой костлявой подругой уже не раз друг другу в глаза смотрели. Но дочка… Ей институт закончить надо. Кто ей ещё поможет в этой грёбаной жизни? Нет, я не могу, я не имею права умирать!.. Нужно дотянуть три года. Кровь из носа, но дотянуть. Ничего, ничего, надо держаться. Мы ещё повоюем с Костлявой за тело Реброва…»
Зазвонивший телефон вновь вернул Реброва в реальность серых будней. «Что же это сегодня творится? Такого никогда не было… Да уж, мир кубарем летит под откос. Как тут ребёнка одного оставишь…»
– Дежурный пятнадцатого отделения милиции майор Ребров. Слушаю вас…
Миновало двенадцать часов после того, как майор заступил на суточное дежурство в РОВД. Обстановка в последние дни была крайне сложная. В районе вот уже третий месяц орудовала новоиспеченная банда. За столь короткий срок своей наглой и жестокой деятельности преступники уже совершили несколько разбойных нападений с применением огнестрельного оружия. Люди были напуганы беспределом этих отморозков. Сотрудникам приходилось буквально по крупицам собирать сведения, поскольку население неохотно контактировало с милицией.
После ряда удачных налётов, ощутив вкус полной безнаказанности, банда вошла в раж. Её члены убили женщину, директора местного коммерческого магазина, сначала изощрённо её пытая. Это переполнило чашу терпения и жителей района (особенно тех, кто занимался коммерческой деятельностью), и правоохранительных органов. Как ни парадоксально, но именно горе и отчаяние временно объединило людей, работающих в столь разных сферах.
Жизнь есть жизнь. И в ней бывают разные ситуации, когда каждый человек судит со своей колокольни согласно сформировавшемуся на данный момент личному мировоззрению. Но есть некая общечеловеческая грань, незримо присутствующая в подсознании всех людей. И те, кто решается переступить её, не только навлекают на себя гнев окружающих, но и незаметно для себя уничтожают всё самое ценное внутри самого себя.
Одно дело, совершив проступок по слабости духа, пытаться исправить его добром, дабы найти примирение, в первую очередь, не во внешнем мире, а во внутреннем. И совершенно другое дело – наглухо закрыть створки своей совести, этого светлого окошка в храме своей души. Вот тогда, как говаривали наши славянские предки, «…злость лютая своей властью сердце остужает, туманом гнева очи застилает, и попадает человек в западню дум своих чёрных, что хуже пожара свирепого нутро его сжигают. Остаётся он один, яко ворон на обугленном дереве посреди большого пепелища…»
Практически все сотрудники райотдела вот уже десятые сутки работали в усиленном режиме, занимаясь поиском убийц. Естественно, нервы у людей были на пределе. В дежурке постоянно трезвонил телефон. Его оглушительный звук каждый раз, словно раскат грома, заставлял содрогаться всех присутствующих.
Майор Ребров старался отвечать чётко и спокойно, хотя лично ему это стоило немалых усилий. Тело просто разваливалось на части от жуткой боли. Раскалывалась голова, ныла печень, да и желудок не на шутку пошаливал, реагируя резкой болью на любые напряжения и волнения. А последних было предостаточно. Помимо титанического напряжения на работе, у Реброва ещё и выявились конкретные проблемы со здоровьем. Печень «заявила» о себе в самое неподходящее время. Ребров тянул до последнего момента, думая, что обойдётся. Но как говорят на Руси, «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Тайком от семьи и коллектива с приступом сильнейшей боли он пошёл к своему другу-врачу. После соответствующих анализов поставили совсем неутешительный диагноз: начал развиваться цирроз печени. И как печень поведёт себя в ближайшем будущем – неизвестно.
Для Реброва это был не просто удар судьбы, а полный нокаут. Ему было бы не так страшно умирать, если бы он жил один. Но у него имелась семья – жена и дочь, самые близкие люди, оставшиеся для него на Земле, за жизни которых он чувствовал какую-то необъяснимую ответственность. А майор – единственный кормилец в семье. Жена вряд ли сумела бы устроиться куда-либо на работу, поскольку вот уже четыре года страдала астмой. Дочка училась в пединституте, где за учёбу необходимо платить немалые деньги. Так что зарплата Реброва оставалась единственным источником семейного дохода. И, несмотря на то, что майор уже два года назад мог выйти на пенсию по выслуге лет, он продолжал работать, чтобы дать возможность дочери закончить институт. А тут на тебе! Такое «счастье» подвалило…
Конечно, друг порекомендовал ему самых лучших докторов, посоветовал серьёзно заняться своим здоровьем (поскольку тянуть дальше нельзя), лечь в стационар и пролечиться. Так-то оно так… Да только лечение стоило даже по самым скромным оценкам довольно дорого. По крайней мере, майору будет явно не по карману оплачивать ещё и эти колоссальные расходы. Природная честность и добросовестность не позволяла ему занять столь большую сумму у своих друзей. Ведь его немногие друзья точно так же, как он сам, перебивались от зарплаты до зарплаты, пытаясь свести концы с концами. Ну, а предложение друга о том, чтобы заложить или продать своё недвижимое имущество, Ребров сразу отмёл. Во-первых, из недвижимого имущества у него была всего-то двухкомнатная квартира, которую он когда-то ждал почти пятнадцать лет.
А во-вторых, не в его правилах – ради спасения собственной шкуры лишать своих близких крова. Так что выбор у Реброва, согласно меркам его Совести, оказался прост и невелик: плюнуть на все врачебные предсказания и постараться любой ценой протянуть ещё три года жизни, чтобы дочка успела окончить институт. А после будь что будет… Он решил правдами-неправдами тянуть эту «бурлацкую лямку» до последнего вздоха.
Зафиксировав очередной звонок в журнале, Ребров достал таблетку анальгина, чтобы как-то приглушить боль, постоянно напоминающую о приближении неизбежного конца. Хоть друг и рекомендовал ему кетанол, но кетанол стоил намного дороже анальгина. Майор и раньше экономил на себе, считая, что лучше лишний раз побаловать сладостями ребёнка. А теперь и подавно не собирался растрачиваться на свою «поношенную оболочку», как он стал называть тело в последнее время.
Райотдел гудел, словно улей. Все носились туда-сюда с озадаченными лицами. На исходе были десятые сутки безрезультатных поисков, и это создавало общую атмосферу нервозности и крайней раздражительности. Ведь помимо срочной работы параллельно существовала обычная, рутинная «текучка».
