Иногда, чтобы найти умиротворение, нужно погрузиться в воспоминания.
(“Blindspot”)
По-деревянному глухо стукнула входная раздвижная дверь сëдзи>1. Майки отвернулся от глиняной фигуры на столе и всмотрелся в полумрак. Кто-то едва слышно возился в темноте за перегородкой. Он встал, вытирая руки о серый замызганный фартук, и не спеша побрел ко входу. Почти наощупь при входе копошился Па, снимая куртку и обувь.
– Ну, привет, – тихо проговорил Майки, заставив Пашу вздрогнуть.
– Пугаешь… – бросил он мимоходом, поднимаясь по узким ступенькам в комнату.
– Ты ж не постучал даже.
– Не хотел лишний раз шуметь. Мы когда последний раз говорили, ты слишком нервный был, – Па осматривался в непривычном для него доме. Здесь не было диванов и кресел, даже стульев: всё очень традиционно, подушки на полу, низкий столик, циновки, и только чуть в стороне от окна высокий узкий стол вдоль стены и перед ним такой же высокий стул.
На столе среди стопок бумаг и пустых кружек из-под чая хаотично стояли плошки с водой, валялись тряпки и инструменты, окружая не очень большую, но очевидно напоминающую человеческую руку, скульптуру из глины.
– Чего это ты? – кивнул Па на работу Майки.
– Надо, – пожал он плечами в ответ.
– В Нарите>2 полно ребят из Управления, случилось что-то похоже, – невзначай проговорил Паша, с размаху плюхнувшись на пол.
– Последние недели две всё время что-то происходит, – лицо Майки не выражало никаких эмоций. Он так же неспешно вернулся на свой стул, смочил руки в плошке с водой и принялся за лепку.
– Пятая с ума сошла или обывателей что-то не устраивает? – задался вопросом Па, не ожидая ответа.
– Всё и сразу. Это ж Япония, что ты хочешь…
– Уезжать тебе надо, Тох…
– Знаю.
Паша помолчал, рассматривая Майки со спины: отлаженные, осторожные и мягкие движения рук выдавали в нём трепетное отношение к своему творению. По стене над рабочим столом висели, приколотые булавками, наброски. Руки. Изящные кисти с тонкими запястьями. Цветы. Камелии всех видов и родов. Кое-где бумага была измята или залита чаем. Па тяжело вздохнул: похоже, Антон никак не может успокоиться.
– Майки…
– А?
– Плохо тебе, да?
– Сам как думаешь?
– Думаю. И вижу теперь… Отпусти. Смирись.
– Ты смирился? – Майки опустил руки на стол, и по его напряженной спине Па понял, что он сжал кулаки.
– Давно. Мне тоже больно. Может, даже больнее, чем тебе. Но Го уже не вернуть.
– Юки. Называй её Юки.
Паша только вздохнул и достал сигареты, закурил, пуская терпкий дым в комнату. Майки поднялся, вышел в кухню и вернулся оттуда с подносом, на котором нёс небольшой чайник и чашки. Поставил всё это на стол перед Па и вернулся к работе.
– Расскажи мне, – прошептал он.
– Что? – удивился Па.
– Всё расскажи. Я хочу знать про неё всё.
– Зачем? Чтобы разбередить рану? Ты хочешь сделать себе больнее?
– Да. Хочу, чтобы боль заполнила меня до предела, хочу сойти с ума от неё. Чтобы выболело всё и исчезло, чтобы я мог спать спокойно, чтобы мог…
– Жить?
Майки повернулся и встретился взглядом с Па. Их связало общее горе, одна потеря на двоих, одна большая страшная тайна. И Майки теперь хотел знать всё то, что знал Паша. Он отвернулся и нежно провел влажной ладонью по холодной глиняной руке Го. Изо дня в день он пытается восстановить этот нетленный образ из своего сознания, доводит до идеала и уничтожает. А потом начинает заново.
– Что ты хочешь услышать? – сдался Па.
– Всё, говорю же. От первого дня до…
– Майки-Майки, – покачал головой Паша и опустил глаза, готовясь к рассказу. Он внимательно посмотрел на свои руки, покрытые татуировками, налил чай в крошечную чашку, отбросил сигарету и начал говорить тихо, спокойно, будто читал молитву.
In faith, I do not love thee with mine eyes,
For they in thee a thousand errors note;
But 'tis my heart that loves what they despise,
Who in despite of view is pleased to dote.
Мои глаза в тебя не влюблены,
Твои пороки они видят ясно,
Но сердце ни одной твоей вины
Не видит. И с глазами не согласно.
(Уильям Шекспир)
Мне тогда было чуть за двадцать, я бросил учебу, года не дотянул до диплома. Разругался с родителями в пух и прах из-за своего увлечения татуировками и съехал сначала к другу, а потом, когда устроился на нормальную работу, снял небольшую квартиру на окраине Москвы. Как сейчас помню этот район – сразу за МКАДом, недалеко от Котельников, стояли свеженькие высотки. Мне они больше напоминали башенки из конструктора, которые строят дети. Простые, высоченные, того и гляди рассыплются. Но снимать жилье в них было дешево, да и квартира мне требовалась только для сна. Сначала я работал официантом в неплохом ресторане, а позже перебрался в один из самых популярных клубов. Сейчас его уже нет, закрыли, года три прошло, наверное. “Башня” назывался. Ты, наверняка, не слышал про него ничего. За барменской стойкой я стоял. Зарплата шикарная, чаевые – сравнимы с ней же. Общество интересное, хоть слегка и ненормальное.
В то время в “Башню” ходили не только золотые детки, но и обычные студенты, если могли накопить на входной билет и через фейс-контроль прорывались. Девчонкам было легче – особо симпатичных пускали всегда, без заморочек, а вот с парнями сложнее. Но мне в целом было плевать на публику, я работал. Девушку нашёл. Жизнь, как жизнь. Набивал себе татухи, в свободное время учился у своего же мастера, повышал, так сказать, квалификацию, эскизы рисовал.
Как-то раз, в начале зимы, в декабре, когда уже немного снега было, я вышел на смену. Помню совершенно точно, что работал с пятницы по воскресенье все ночи. Хотел побольше денег получить, копил на свою маленькую студию, загорелся этой идеей, вот и пахал как проклятый. Вечер выдался шумным: народу больше, чем обычно в зале. Ну и как всегда в “Башне” – алкоголь рекой, запрещеночка всякая. Весело. Камер тогда было чуть меньше, чем сейчас, да и в темноте и дыму… В общем, молодежь отрывалась. А я стоял за стойкой, смешивал коктейли, наполнял рюмки, бокалы. Кажется, что руки работали отдельно от меня: сами знали, какую бутылку взять, сколько налить, что добавить сверху в бокал. Мне больше нравилось за людьми наблюдать. Девчонки красивущие приходили, некоторые холёные, как куклы, другие – с глазами голодными, хищницы. Я за полгода работы все их повадки выучил, мог сразу сказать, за кем пришла и что из этого получится. Парни вели себя не лучше – развлечения только их и интересовали. В общем, ничего необычного.
Так вот. В ту пятницу я обратил внимание на старую знакомую компанию, но в чуть обновленном составе. Эти ребята появлялись у нас регулярно, почти каждую неделю, многих мы под утро субботы или воскресенья просто выносили из клуба. Пятеро парней, похоже, хорошие друзья. Иногда приводили своих девчонок, всегда одних и тех же, на других вообще не реагировали. Танцы, выпивка, курили много, с собой ничего из запрещенного проносить нельзя, но в самом клубе из-под полы купить можно было что угодно. Вот они и брали, кто по мелочи, а кто и посерьезнее. В этот раз состав компании удивил: среди парней была только одна девушка. Никогда её не видел до этого.
