Глава 1. Осторожно, злые хозяева
Юля закуталась в тёплое одеяло, но всё равно ощутила, как по коже пробежал холодок. Она проснулась за секунду до щелчка рации. Чутьё предупредило об опасности как раз в тот момент, когда первый бандит перелез через забор. Часы показали половину третьего ночи.
Куницыной потребовалось пару секунд, чтобы прийти в себя. Юля сунула руку под подушку, вытащила пистолет, спрыгнула с кровати и затаила дыхание. Она не выглядела на свои семнадцать: миниатюрная, светловолосая, с бледной кожей – посторонний человек дал бы ей лет пятнадцать, не больше. В Юле еще сохранилась легкая подростковая угловатость. Не гадкий утёнок, но и не прекрасный лебедь.
Рация тихо зашипела голосом Тараса Романовича, которого все привычно называли Бобёр-старший:
– Историк, жди сигнала. Подпустим ближе. Мы бьём задних, а ты передних. Приём.
– Понял. Саня, как у тебя? Приём, – раздался голос папы из соседней комнаты. Отец вжался в стену и осторожно разглядывал улицу через окно.
Тихо, как кошка, Юля пробралась в его спальню, не проронив ни слова.
– Пока никого. Приём, – ответил Швец.
– Саня, секи свой участок. Чтобы с тыла не зашли! Мы тут сами разберемся, – предупредил Тарас Романович.
Сашка Швец, он же Таран, жил через дом от них. Юля представила, как он сейчас бегал по второму этажу от одного окошка до другого, высматривая незваных гостей.
А противники прибывали. Один, второй, третий. И все на их участок. Налетчики выбрали не самую удачную ночь. Стареющая, но почти полная луна отлично подсвечивала силуэты незнакомцев. Когда пятый бандит перемахнул через ограду, Бобёр-старший скомандовал:
– Огонь!
Историк быстро приоткрыл окно и выстрелил. Грохот его гладкостволки слился с щелканьем «Сайги» Тараса Романовича. Следом жахнул дробовик Бобра-младшего.
Мародеры были уверены, что посёлок спит, и не ждали такого горячего приёма. Ошибочка вышла. Вместо хлеба с солью их щедро угостили сталью и свинцом.
– Спокойно. Сидим. Наблюдаем. Приём, – невозмутимо пробубнил Тарас Романович, словно секунду назад он пристрелил не двух человек, а просто сбил из «воздушки» пустые консервные банки.
– Один шевелится. Приём, – заметил Историк.
Юля различила в его голосе дрожь, руки у отца тоже тряслись. Школьному учителю сложно было перестроиться и стать убийцей. Но он старался. Старался ради неё.
Динамик вновь зашипел:
– Мы с Витькой выходим. Историк, ты следом. Саня, прикрывай сверху. Приём.
Приказы Тараса Романовича не обсуждались. По части военно-тактических вопросов он считался непререкаемым авторитетом в посёлке.
– Юлька, не высовывайся, – бросил на ходу отец и затопал вниз по лестнице. Дочь послушно осталась в комнате, понимая, что толку от неё сейчас все равно мало.
Во дворе громко стонал раненый. Одна пуля прострелила ему бедро, вторая вошла между ребер чуть ниже сердца. Трое его подельников лежали неподвижно, упокоившись навеки. Бобровы обступили противников, но ближе чем на метр не подходили.
– Жаль, пятый ушёл, – с досадой проворчал Витька, которому досталось фамильное прозвище «Бобёр-младший».
– Сами виноваты. Мы с тобой в одного ударили. Вон, в зеленой олимпийке валяется, – Тарас Романович кивнул на мертвеца с тремя пробоинами.
– Так я правого жахнул, как договаривались, а потом всех подряд, – пожал плечами Витёк.
Боброву-младшему недавно исполнилось двадцать. Когда он стоял рядом с отцом, казалось, что Тарас Романович клонировал себя и создал точную копию на тридцать лет моложе. Роста они были среднего. Широкоплечие, большеголовые, с мощными лбами, крепкими подбородками и кривыми ломаными носами. Характер обоим достался задиристый, но отходчивый.
Отец с сыном успели переброситься парой фраз, прежде чем к ним присоединился Историк. Это прозвище сразу прилипло к Михаилу Ильичу Куницыну, когда в посёлке узнали, кем он работает.
– В этого я стрелял, – вздохнул Историк, рассматривая раненого.
– Жестокий ты человек, Ильич. Не гуманный, а еще учитель, – с порицанием усмехнулся Бобёр-старший, – почему не насмерть? Зачем бедолагу мучиться заставляешь?
– Сам знаешь, какой я снайпер.
– Ладно. Витька, следи за дорогой, вдруг группа поддержки пожалует, а мы тут потолкуем с товарищем.
Налётчик корчился от боли не в силах подняться. В душе раненого теплилась надежда, что раз его не грохнули сразу, то может и пощадят. Так уж устроена человеческая природа – цепляться за жизнь до последнего вздоха. Особенно когда эта жизнь висит на тонком, до предела натянутом волоске.
– Вы нахрена к нам полезли?! – рявкнул Тарас Романович.
Бандюга ответил не сразу. Он простонал что-то невнятное, а затем едва выдавил из себя:
– Жратву искали…
Бобёр-старший хмуро оглядел оружие противников: старенькая, видавшая виды двустволка ИЖ-58, два топора да алюминиевая бита. С чем лез пятый грабитель, которому удалось удрать, никто не запомнил.
– Жратву говоришь? Вы же знали, что здесь живут! Это не мародерка, а разбой, тут другой спрос, – Тарас Романович придвинулся на полшага, чтобы лучше разглядеть лицо чужака.
– Сколько вас? Где лагерь?! – требовательно, как на уроке, спросил Историк.
Но его вопросы остались без ответа. Раненый закряхтел, кашлянул и потерял сознание.
Бобров устало зевнул:
– Кончай его. Хрена собачьего он нам расскажет, а пытать я не хочу. И так ясно – очередная ватага чесоточников.
Из-за этой банды мужики последние три дня дежурили в усиленном режиме. Не высыпались, сидели как на иголках. Когда Витька заметил слежку, все поняли, чем это закончится. Такое уже проходили.
– Историк, чего завис? Добивай, говорю, – повторил Тарас Романович.
Юля наблюдала за происходящим из своей уютной чистенькой комнаты на втором этаже. Куницына видела, как отец поднял ружьё и прицелился в голову налетчику. Но тут Бобер-старший замахал руками. Историк покачал головой и отшагнул. Они начали спорить. Юлька приоткрыла окно, чтобы послушать разговор.
– … у нас не армейский склад, беречь патроны надо, так кончай.
Долетала до Юли концовка фразы Тараса Романовича. Отец не соглашался:
– Бобёр, я ж не палач, чтоб головы рубить. Давай сам…
– Нет уж, Ильич! Ты ранил, ты и добивай!
– Тьфу! – рассердился Историк и направился за угол дома. Вскоре он вернулся с большим топором.
На свою беду раненый пришел в сознание, увидел, какую ему приготовили казнь, забыл про боль и попытался отползти к калитке:
– Пощадите! Не убивайте!
– Все равно, сынок, тебе подыхать. Вон уже какое пятно на шее, -почти с отцовской заботой ответил Тарас Романович.
