«Мерзость». Вот единственное слово, которое назойливо вращалось в моей голове еще с того момента, когда мы получили полную информацию по этому гребаному притону извращенных ублюдков, носящему гордое название «Закрытый клуб «Прихоть». «Мерзость-мерзость», – набирало обороты, когда мы с Витрисом получили-таки туда доступ и убедились, что все самые отвратительные слухи правдивы. На нижнем, подвальном, этаже здесь держали нескольких обращенных детей, над которыми могли практически без всяких ограничений измываться богатые ушлепки с больными мозгами. «Мерзость-мерзость-мерзость», – сверлило мой мозг от одного только понимания, что там с ними вытворяют и сколько же несчастных детей украдено из семей, обращено и просто не выжило, и все ради того, чтобы создать эти живые секс-игрушки. Процент подростков или даже малышей, способных преодолеть первый переворот, ничтожен. А сколько их могло быть прежде? Даже потрясающая регенерация юных оборотней недостаточна, если долбаный садист совсем слетит с катушек, удовлетворяя свой зверский аппетит. Зверский… и это при том, что большинство из них просто люди. Парадокс, да?
Прикрыв глаза, я позволил возникнуть перед своим мысленным взором Рори. Мой боевой отчаянный пупс. Моя маленькая кусачая женщина, с языком, словно опасная бритва. Хрупкая статуэточка, которую охота спрятать за пазуху, если только не боишься остаться без пальцев. Отвязная самка, владеющая всеми оттенками моей похоти, будто они ее индивидуальное изобретение и только ей принадлежали эксклюзивные права. Да, хрен с ним, принадлежали. И я от этого тащился, кому не нравится – пошли на хрен. Опять же, не мой, ибо мой стояк – теперь суверенная собственность одного изящного, страстного и необычайно консервативного в плане количества партнеров пупса. И я не жалуюсь, ведь тоже в отношении нее страдаю неким подобием умственного расстройства, заставляющего игнорировать все нормы веками пропитывавшей меня цивилизованности и прежнего образа жизни, гласящего, что контакт двух тел – лишь действо исключительно ради удовольствия, все остальные составляющие такого контакта, как, например, установление близости и глубоко интимной связи, опускаются за ненадобностью. И вот даже не упоминайте мне о самой главной функции секса – зачатии. Не сейчас, не после того, когда я видел, что вытворяют с такими слабыми созданиями, как дети. Мое собственное детство вообще тут не в счет!
Так, стопэ! Куда меня несет, мотыляя как тупого лоха, попершегося по серпантину в гололед на лысой резине. Че за херня? Недотрах, что ли? Сто процентов. Что-то мы с Рори в последнее время вечно заняты. Не так, что вообще не видимся, но… Спустя семь лет наша жизнь скорее напоминает череду встреч и расставаний, отношения людей, очень близких и занимающихся одним делом, стремящихся к одной цели… и движущихся иногда вроде как параллельными курсами. Направление одинаковое, а пересечений все меньше.
– Риэр, начинаем? – прошелестел в рацию Вадим.
Блин, и с чего это меня посетили такие сопливые мысли? Что за идиотизм, ей-богу! Все, что мне… нам нужно, – это запереться, на хрен, у себя в доме с недельным запасом продуктов и вытрахать это мелодраматичное дерьмо из моих мозгов, а вместе с ним и видимость какой-то дистанции, что приглючилась между мной и Рори.
– Пошли! – скомандовал я, едва мой телефон пиликнул сообщением от Витриса. Он открыл нам стальную дверь клуба, а это значит, что для находящихся внутри хозяев заведения, одного со мной вида, и для посетителей, плевать какого, которых мы найдем ниже первого этажа, наступил гребаный судный час и его никто из них не переживет.
Настоящей злости во мне не было, пока мы без труда прорывались сквозь визжащую и паникующую толпу, одновременно и прорежая ее. Не все отсюда выйдут, ой не все, но и не жалко – все мир почище будет.
– Риэр, ты тут нужен! – в голосе Витриса, крикнувшего со стороны лестницы, сильное напряжение, и я уже ощутил его причину.
Ментальная ударная волна силы альфы рвется оттуда, прошивая меня, бросая вызов, запуская неминуемое обращение. Витрису и остальным не выстоять против такого, а для меня не проблема. Была бы тут Рори, вообще не сходя бы с места размазала этого изврата – владельца клуба – по стене, оставив лишь пятно, но я перестал брать ее на силовые операции по поиску и вызволению обращенных после первого же ее участия. Творилось там такое… Зверорожденные ох как неохотно расставались с вековыми привычками относительно положения обращенных, некоторые фанатично готовы были драться за право кусать тех, кого сочтут нужным, и иметь их в качестве рабов. Нет, даже не сам факт, что она участвует в подобной мясорубке, меня смущал. А то, какими глазами она смотрела в первый момент на освобожденных. Одно дело – потом общаться с ними в процессе реабилитации, но совсем иное – видеть воочию их, иногда в цепях, клетках, бывало, привязанными к станкам для секса, распятых, в крови и ранах, пропахших унижением и чужой низменной похотью, сломленных, с пустыми, лишенными всякой надежды глазами. Короче, бесилась Рори страшно, но смирилась.
– Ты! Предатель своего вида! – зарычал на меня альфа-хозяин, имени которого и знать не хочу. – Я ведь слышал о тебе! Это обращенная шлюха сделала из тебя послушного своей воле пса! Ты позор, а не альфа!
Я безразлично кивал ему, зажатому моими парнями в угол, но не способными напасть на него, пока урод так щедро поливал их подавляющим воздействием. Его сука-жена, добровольно участвовавшая в бизнесе, уже валялась со свернутой шеей на полу, как и несколько членов их стаи и прихлебателей.
– Ребятки, идите освобождать пленников! – приказал я, быстро снимая одежду и пристраивая ее подальше в чистом местечке. А то с этими резкими обращениями шмоток не напасешься.
– По твоей вине наш вид выродится! Старые законы должно блюсти! – продолжал плеваться ядом мой противник, но голос его уже ломался, сигнализируя о скором перевороте. – Дерьмо! Ничтожество! Подкаблучник!
Я не стал ему отвечать. Он этого не заслуживал. Сменил ипостась, и мы сшиблись, разнося все вокруг и кромсая друг друга когтями и зубами. Впрочем, закончилось все слишком быстро. Гребаный слабак, только и умевший, что унижать и насиловать тех, кто заведомо слабее, сдох через краткие секунды.
– Так, нужно поторапливаться! – крикнул Витрис, вынося на руках девочку с огромными синими глазами максимум лет одиннадцати. – Полиция может нагрянуть через считанные минуты.
Я еще не успел одеться, когда из задней части подвала появился Костя, придерживая за плечи мальчишку-подростка, единственным прикрытием наготы которого было похабного вида бордовое покрывало с кистями, похоже, сорванное где-то по ходу. Едва заметив меня, мальчишка рухнул на колени, скручиваясь в клубок, и взвыл отчаянно и истошно, на одной, вынимающей душу ноте. И я сразу вспомнил момент, когда нашел однажды Витриса. Посмотрел на трупы альфы и его пары, и захотелось оживить их и прикончить еще раз, уже на глазах мальчишки-жертвы.
