Список страхов далеко не полон!
Каких только страхов-боязней не бывает у людей! И всем им ученые-медики и психологи дали названия, а чтобы по-научному мудрёнее – на древнегреческом языке. Иные звучат так необычно и даже красиво, что хоть нарочно чего-нибудь бойся, чтобы почувствовать себя особенным и в компании привлечь к себе внимание. «У меня, знаете ли, айлурофобия!» А это просто – боязнь кошек. И почему бы их не бояться, если у вас аллергия на них, на их шерсть?
Но того страха, той фобии, которой я сам страдал несколько лет после событий, о которых собираюсь теперь рассказать, в этом списке нет. Сначала как будто нашел, вот она – радиофобия! Но оказалось, что это – боязнь всем известной радиации. А я в ту пору опасался… радиоприемников! Особенно старых, старинных. С таинственным зеленым глазком, с колесиками поиска радиостанций на разных волнах. В обычной жизни их теперь и не найти, разве только на барахолках… но в страшных снах они мне не раз снились. Однако ж и современных цифровых приемников я тоже слегка страшился. Поэтому одно время старался в машине садиться на заднее сиденье, за водителем, чтобы не видеть приемник прямо перед собой на панели…
Родителям я, конечно, в своей фобии не признавался, а то они бы не поскупились на психотерапевта. Но и психотерапевту я правду ни за что бы не рассказал, а то он переправил бы меня прямиком в кабинет психиатра… А если бы я стал нести всякую отвлеченную ерунду, то психотерапевт чего доброго перевел бы стрелку на моего дедушку, который очень любил крутить колесико своего допотопного, большого радиоприемника Festivals в красивом деревянном корпусе. Я был совсем маленьким, когда дедушка занимался своей ностальгией по шестидесятым годам двадцатого века, и всякие помехи, трески и странные шумы, которые издавал приемник при поиске радиостанций, могли меня пугать и отложиться в подсознании надолго. Так, наверное, предложил бы мне думать психотерапевт, чтобы я успокоился… Но на самом деле дедушка ни разу не виноват!
И в самом деле, разве не начнешь бояться радиоприемников, если натыкаешься на какую-то таинственную радиоволну, а вместо рэпа, рока или джаза тебе на голову начинают сыпаться ананасы! Тяжелые такие, спелые! А потом и вовсе такое появляется… такое… вернее такая!
Как и в прошлый раз, нужно прежде всего уточнить время и место происшествия. История началась всего через несколько дней после того, как мы разобрались с альдебаранским похищением детей и кота… Казалось бы, после такого кошмара ничего в жизни уже не испугаешься! Однако потом слишком быстро привыкаешь к периоду тиши и глади, теряешь бдительность – тут оно и подкрадывается снова. А уж наши Загривки – самое место, чтобы подкралось что-нибудь таинственное и невообразимое! Это же Загривки – окраина уникального города Платонова! О главном месте действия и о самом городе Платонове я уже рассказывал в прошлый раз, и это – важная информация, без которой нашу реальность не понять… Здесь повторяться не буду, но если кому-то было недосуг прочесть первую историю или она прошла мимо внимания, то приглашаю заглянуть в Приложение, которое я поместил в конце, – там можно узнать про город Платонов самые интересные факты.
Итак, прошло чуть больше недели – и начался новый учебный год. И в тот учебный год мы с сестрой вернулись в знаменитую гимназию имени Ломоносова… Перед этим нашему папе предложили возглавить кафедру элементарно-ватсоновских частиц на физическом факультете Платоновского университета, который того же имени, что и платоновская гимназия, а заодно и Московский университет, от которого наш по иным дисциплинам ничуть не отстает. Папа же сказал, что не согласится, если и нашу маму не пристроят в университете на приличном месте. Приличное место нашлось – на кафедре славяно-берберской филологии. У нас и город уникальный, и кафедры в университете ему под стать!
Ну, а мы с сестренкой, близняшкой и тезкой (почему тезкой – отдельная история, тоже в прошлый раз изложенная мною), в том году пошли учиться в нашу гимназию… Причем – в третий раз! Дело в том, что нашего папу-исследователя жизнь мотала где только не. Доставалось нам с сестрой учиться и в Москве, и в Анадыре… Но в Платонове нам всегда были рады, встречали и принимали, как родных. Без лишней скромности признаюсь: особенно меня. Я в ту прекрасную пору только что ушедшего детства как-то умудрился, порвав три пары кедов, дойти до призовых мест на российских соревнованиях по скейтборду. Так что, вернувшись в Платонов, я снова вставал в линейку важных лиц гимназии. К тому же я по своей натуре на многое не претендовал, что особенно радовало лидерскую группу класса, пытавшуюся привлечь меня в свои ряды для увеличения живой силы и техники… А вообще, таким неактивным я сделался после второго семейного переезда, наложившегося на школьные годы чудесные. Приходишь в новый класс, собираешь коллекцию фингалов и прочих лютых подколок, добиваешься мечтаемого статуса в стае… и вдруг – бац! Все заработанные очки пропали… Начинай всё заново на новом месте. И тогда я понял, что в жизни нужно добиваться только того, что не обнуляется при больших переездах.
С сестренкой все было сложнее при ее тогдашнем характере и способности заполнять собою все обозримое пространство. Девчонки ее, скажем так, любили не слишком, однако по-своему мужественно терпели, стараясь мирно толпиться в тени ее братика. Умные в нашей гимназии девчонки!.. Похвалить их – значит, и себя похвалить. Кидайте в меня за это тапочки и гнилые помидоры!
В тот злосчастный и, собственно, первый учебный день Сашку дернуло всем что-то доказать, а я не успел ее тормознуть… Хотя день неплохо начинался: учителя нас с сестрой поприветствовали, как блудных, но любимых детишек, вернувшихся наконец под родной кров… тем более что мы не успели намозолить им глаза и классные журналы в прошлые годы. Встреча с однокашниками тоже прошла на высоком уровне обнимашек. Солнышко на небе светило. Но после обеда стало пасмурно, прошел легким выдохом тучек мелкий дождичек. А сестренка за сумму перемен между уроками сумела-таки не только пообниматься с подружками, но и слегка их выбесить. Когда мы компанией, кажется, в семь или восемь человек после уроков двинули на набережную, градус ядовитых подколок у девчонок тоже поднялся на опасную высоту.
Пацаны были с досками. Они хотели не только потренироваться друг у друга на виду, но и мне показать, чего достигли в мое отсутствие. Есть над рекой Платоновкой и прогулочной набережной самое высокое место. И именно с той высоты городские власти некогда развернули от беседки-ротонды вниз к набережной помпезную такую гранитную лестницу с непропорцио нально широкими бордюрами, на которые там, где марши лестницы сменялись площадками, были установлены небольшие вазоны. Эти бордюры, не считая набережной, использовались скейтерами в качестве полигонов. Спуск был достаточно пологим, чтобы даже не слишком опытному скейтеру не поломаться при первом же проезде, да и на площадку можно было выскочить легко, если что.
