Николай Гиливеря - Слёзы Пасифаи по быку

Если забраться на крышу многоэтажки, то панорамный вид города в это время может порадовать смотрящего своей умиротворяющей статикой. Ночные фонари ласкают невидимый взгляд жёлтым кадмием, рассыпаясь тонкой паутиной по всему открывающемуся пространству. Свет в последнем бодрствующем окне выключили с четверть часа назад, из-за чего большая часть крыш спряталась в безмолвной тьме, и только плеяда красных огоньков свидетельствует о присутствии таковых.

Летние ночи буквально созданы для человека: мало того, что прохлада компенсирует ужасы жаркого дня, погружая тело в комфортную среду, так ещё и поднимает моральный дух, но из-за комендантского часа случайных людей на улице не встретить. Даже законченный выпивоха уже мирно спит с приоткрытой форточкой в надежде на честно заработанный досуг нового дня.

В кратко описанном пейзаже появляется маленькая неувязка. Если спуститься с крыши, пройти неспешным шагом по центральной аллее, свернуть внутрь двора за магазин «ЭДЕМ», а затем, пройдя парковку, обогнуть детскую площадку, то у одного из жилых ульев обнаружится вялая суматоха.

С парковки услышится возня. Ближе к детской площадке заметится фургон белого цвета с красными лампасами вдоль корпуса. С окна первого этажа обнаружится намёк (достаточно явный для такого умиротворённого городского пейзажа) на зажженный свет, просачивающийся через тончайшие нестыковки жалюзи, а у подъезда станут различимы несколько тел, которые своею кучностью образовали цельное пятно. Если же внимательно сощуриться на соседние окна без света, то от некоторых из них повеет незримым любопытством.

Но давайте не отвлекаться почём зря на окружающие детали, а сосредоточимся на конкретном фрагменте: ближе к центру композиции возня усиливается, на свет показываются действующие лица.

Коротко забритыми затылками стоят две мужские фигуры. Над головой что пониже поднимается никотиновая дымка. У второго проглядываются черты разведённых лопаток. Скорее всего руки сплетены на груди в замке. Эти два тела невольно образуют вертикальные границы картинной плоскости, в которую вписываются ещё четыре персонажа.

К левому углу воображаемой картины прижимается неказистый мужичок в ночной рубашке с плешью на макушке. Его маленькие глазки на толстом лице смотрят с виноватой озабоченностью, выискивая зрительного контакта с человеком, которого ведут двое мужчин неразличимо похожих на первых двух.

Виновник сложившейся сцены не оказывает никакого сопротивления. Напротив, с обыденным спокойствием в глазах идёт он самостоятельно, от чего работа казённых палачей заключается лишь в подстраховке. Да и приобнимают они мужчину за локотки скорее по привычке, не подавляя его собственного стремления пройти в машину.

Внешность мужчины имеет здесь не последнее значение, учитывая то, как часто нам придётся сталкиваться с ним на протяжении всего повествования. Стоит изучить этого джентльмена как друга (или не самого лицеприятного родственника из третьего эшелона), чтобы затем воспроизводить в уме образ, с лёгкостью представляя его внешность, во время происходящих с ним же манипуляций.

Это Рафаэль. Ему чуть меньше сорока лет. Средний рост, не вызывающий никаких ассоциаций. Кудрявые волосы средней длины. На его симпатичном лице имеются густые усы, а щетина на щеках и подбородке только уравновешивает такой сомнительный декор. Глаза карие, в чём-то печальные. Такое выражение встречается у совестливых собак крупных пород, когда те провинились перед своим хозяином. Можно смело сказать, что Рафаэль вполне себе ничем не примечательный человек, чьи черты никак не смогли бы вписаться в понятие «особые». Единственное, за что цепляется читательский взгляд, это надпись на его бежевой футболке: «Make like a tree and get out of here»1.

Когда Рафаэль ровняется с полным мужчиной в пижаме, тот не упускает случая сказать:

– Рафаэль, друг… ты прости меня сердечно. Точнее не так, поставь себя на моё место: у меня ведь маленькие дети, работа с утра пораньше, а ты…

– О чём вообще разговор, – Рафаэль делает аккуратный шаг в сторону говорящего, мягким движением хлопая соседа по плечу на мгновение задерживая ладонь. – Ты всё сделал правильно.

– Ты пойми, я не держу на тебя обид.

– И за это я тебя очень ценю как соседа. – подытожил Рафаэль, продолжив своё умиротворённое шествие.

Никаких разговоров более не последовало. Сосед, козырнув в последний раз на окна, отправился к себе домой досматривать беспокойные сны. Смутьян же, не оглядываясь под изменённой перспективой, уселся в карету, вернув ночному городу молчаливую целомудренность, которая через три часа будет сдаваться, уступая место удушливой жаре.

В салоне машины не так свежо, хоть форточка боковой двери и приоткрыта. Приятно урчит приглушенный звук мотора, рассеиваясь в голове подобно дымке утреннего рассвета.

Уснуть Рафаэлю не дают тихие голоса санитаров, что сидят рядом, повёрнутые к нему в профиль. У одного из них примечательный орлиный нос, а помимо него мощные челюсти. У его собеседника лицо мягкое, овальной формы. Сам разговор строится вполне пустячный, да и нужен он в данный момент больше не для получения информации, а для взаимной поддержки, чтобы элементарно не уснуть при исполнении.

– Вчера пересматривал игру Ирмы Урреи2. – негромко начал диалог орлиный клюв.

– Это которую ты показывал на прошлых выходных?

– Её самую.

– И как она в этот раз?

– Также хороша, это ведь старинная запись.

– Ну, знаешь, бывает так, что с каждым разом если пересматриваешь фильм там или песню переслушиваешь, то начинаешь замечать всё больше деталей.

– Есть такое.

– И когда после всех этих многочисленных пересмотров ты начинаешь улавливать мелочи, которые раньше не замечал, то и сам продукт вроде как меняет к себе отношение.

– Точно.

– Так вот, послушай. Обычно детальность меняет отношение к самому продукту только в лучшую сторону. Я ни разу не слышал, чтобы новые детали, допустим, в фильме, наоборот вызывали негативное отношение. Это противоречит логике.

– Соглашусь.

– Вот я и спрашиваю тебя, как Ирма управлялась с шарами в этот последний раз?

– Неизменно ловко, мой друг, как и двадцать лет назад, когда отец показал мне запись этого чемпионата.

– Ничего качественно нового ты не заметил?

– Думаю, что нет, но только потому, что видел эту игру с десяток тысяч раз.

– Знаешь, это странно.

– Что именно?

– Вот так пересматривать одну вещь бесчисленное количество раз.

– Но ты ведь переслушиваешь любимые песни?

– Песни на то и песни, чтобы их пересушивать.