Нет, это уж слишком! – в сердцах выпалил Игорь, встретившись взглядом с прекрасной синеглазкой, в присутствии которой даже кресло в салоне самолета обретало черты королевского трона, с которого она смотрела снизу вверх на него, застывшего рядом, с вытянутой к багажной полке рукой.
Еще с месяц тому назад его реакция была бы иной, повстречай он вот так запросто по пути в Калининград мечту всей своей жизни, неразделенную любовь юности. Тогда он бы счел столь счастливую случайность за промысел Божий… Тогда, но не теперь. Несмотря на скорую близость к небесам (самолет готовился к взлету) до Бога тут было еще как далеко. Не самолету с его пассажирами и экипажем, нет, а ему, Игорю. В последнее время он отдалялся от света семимильными шагами, и та случайная встреча – отнюдь не счастливая (он знал) – следующий шаг назад, во тьму преисподней, как бы гротескно то не звучало.
Что до звуков, то именно они, беспрестанно изводили слух, будто ржавым сверлом дырявя тупое сознание одной повторявшейся фразой: «Ты готов принять радость?». Впервые он услышал этот вопрос, не имея ни единой мысли о его кажущейся простоте, за которой скрывался скрытый глубокий потаенный смысл, в обеденный перерыв, заурядным рабочим днем, не предвещавшим перемен.
По обыкновению спустившись в фойе бизнес-центра выпить дневную чашечку капучино с крендельком, Игорь, ожидая, когда подойдет его очередь сделать заказ, вышел подышать воздухом ранней, только начинавшей оттаивать после затяжных морозов весны. Рассеянным взглядом он рассматривал оживленную улицу в центре города стекла и бетона. Внезапно стекло и бетон представили его взору нечто совершенно не вязавшееся с урбанистическими декорациями респектабельной столицы.
Цыганка в пестром попугайском наряде, чумазая с оравой еще более чумазых ребятишек переходила дорогу метрах в двадцати от пешеходного перехода, неторопливо, то и дело одергивая детей, не желавших идти строем, чем заслужила гневные и очевидно справедливые окрики измученных пробками водителей, сопровождавшиеся отчаянными гудками клаксонов.
Только теперь Игорь понял – ему заведомо было известно, что цыганка подойдет к нему, он мог и должен был уйти, но почему-то застыл как вкопанный, будто кто-то свыше запустил неподвластный ему механизм и ничего ему, Игорю, уже не изменить – остается ждать и смотреть, смотреть и ждать, что будет дальше.
Так и вышло: к облегчению участников дорожного движения, цыганка, увела-таки за собой с проезжей части непослушный выводок, пересекла улицу и остановилась в непосредственной близости от Игоря. У входа в офисное здание, рядом с урнами толпились курильщики. Другие, подобно Игорю, прельщенные весенним теплым ветерком, вышли подышать, а заодно, поболтать, коротая обеденное время, – все как один пускали косые стрелы осуждающих взглядов на семейку цыган, при том, прямо смотреть никто не решался.
И мрачные опасения толпы немедля оправдались: цыганка принялась клянчить: «Люди, дорогие, подайте, кто сколько может, не себе прошу – детишкам покушать!» И так далее понеслась неновая песня. Собравшиеся отводили взгляды, кто резво засобирался обратно в офис, – стеклянные двери, не успевая закрываться, отворялись вновь, создавая в фойе сквозняк, заставляя девушек на ресепшн недовольно ежиться от холода, – кто демонстративно отворачивался, раздраженно впиваясь зубами в недокуренные сигареты.
Кто-то, но не Игорь – тот незнамо отчего прилип глазами к попрошайке, и цыганка мгновенно словила его безотчетный призыв – не успел он и глазом моргнуть, как она стояла перед ним, уводя за собой взглядом бездонных глаз мутных озер в черной ночи. Он не помнил, как открыл кошелек, искренне всем сердцем желая одарить просительницу, но в нем кроме «пластика» ничего не оказалось. Ее разочарование моментально передалось Игорю.
– Пройдемте внутрь! Я угощу вас кофе, – сказал он, желая поправить положение, и, как случалось не раз, тотчас жалея о сделанном.
Через минуту-другую он уже наблюдал уличное движение сквозь прозрачное стекло, сидя за столиком в кафетерии офисного центра, а напротив чумазая цыганка за обе щеки уплетала пончики. «Что я делаю здесь? С ней?» – говорил себе Игорь, зачем-то читая номера проезжавших по улице машин.
– Ты – добряк, – говорила женщина. Игорь поймал себя на мысли, что как только она отвлекалась от еды и возобновляла разговор, его будто примагничивало, мутные воды ее глаз обволакивали, и тягучая речь отдавалась в голове, занимая все его мысли без остатка. – Добряк поневоле. Не хочешь, а отдаешь. Сам радости не имеешь.
– Да в общем-то… – Игорь собирался было возразить, сам не зная толком, что, но его сомнительные, мало перспективные потуги были бесцеремонно прерваны.
– Знаешь, мил-человек, хочется мне сделать для тебя что-то хорошее, – вновь заговорила цыганка, притягивая словом и взглядом. – Ты готов принять радость?
– Конечно, – не раздумывая, отвечал Игорь.
– Э…– нет… Не отвечай, покуда не уверен! – предостерегла женщина, грозя указательным пальцем, еще хранившим на себе следы сахарной пудры от свежесъеденной пышки. – Радость она, знаешь ли, как нежная роза, внимание привлекает, и сама внимания требует. С ней в сторонке не отсидишься…
Как бы ни были глубоки темные воды нацеленных на Игоря глаз ворожеи, мысли Игоря оставались на поверхности и дальше обыденного мелководья не заходили.
– Уверен! Готов! – по-солдатски отвечал Игорь, хотя ему никогда не доводилось сталкиваться с тяготами армейской службы.
Цыганка прищурилась, коряво усмехнулась и…удалилась без слов, оставив мужчину одного допивать остывший капучино. Игорь, в конец обескураженный, уже подумывал о том, что чумазая ворожея с мутным обволакивающим взором, и дети ее голодные ему просто померещились, как наваждение возвратилось, держа в руках сверток.
– Ну вот, милок, теперь у тебя все наладится, – проговорила цыганка. Положив сверток на стол, она пододвинула его ближе к мужчине, но тот не спешил брать.
