Благодаря небольшой очереди он быстро получил бутерброды и пиво. Ему полагалась небольшая сдача, но буфетчица сдачи не дала. Он замялся у стойки, то ли собирая купленное, то ли в ожидании положенного. Буфетчица, почувствовав заминку, недовольно и почти с презрением бросила сдачу в маленькое блюдечко, такое маленькое, что деньги в нём еле поместились. Он оценил взглядом буфетчицу, оценил блюдечко и, не взяв денег, пошёл к свободному столику возле большого окна витрины. И ещё – ему было неудобно, – позади стояла девушка, молодая и очень красивая.
Девушка купила кофе и села за столик рядом с ним. Он был недоволен собой и потому сразу стал пить пиво, оставив без внимания бутерброды. Пена от пива, лопаясь, оседала на стенки стакана, образуя замысловатые узоры. И он крутил в руках этот стакан и рассматривал эти узоры. Он, конечно же, хотел рассматривать девушку и думать о девушке, но нельзя же быть настолько примитивным, чтобы делать всё просто и в лоб. И поэтому он крутил стакан и думал о стакане.
Девушка не спешила пить кофе. Сначала она смотрела через окно витрины на улицу, потом – достала газету «Спид-инфо» и, изредка заглядывая в газету, продолжила смотреть на улицу. И тогда он посмотрел на девушку.
Как это природа могла создать такое совершенство, ни в чем перед собой не согрешив, и создать именно здесь, в этом месте и в это время?! Странно, очень странно, – подумал он. И еще он почему-то подумал о смерти. Ему сразу же представился её череп, обыкновенный человеческий череп. Хотя нет, и череп необыкновенный! У этой девушки всё должно быть необыкновенное!
Тут он стал смотреть то на буфетчицу, то на девушку. И вовсе не потому, что желал их сравнить, а потому что захотел купить ещё пива и посидеть ещё за этим столиком. Девушка, кажется, обладала большими способностями растягивать удовольствие, кофе в её чашке оставалось ещё много. Но вместо того чтобы пойти за пивом, он почему-то открыл рот и через паузу произнес:
– Я люблю давать чаевые, но только тогда, когда я их даю, а не тогда, когда их берут без моего разрешения.
Он произнес эти слова без посыла и как-то глупо, но девушка посмотрела на него и, кажется, заинтересовалась. И тогда он продолжил, обратившись уже непосредственно к девушке:
– Когда берут без моего разрешения, получается, меня обманывают. Я не люблю, когда меня обманывают. Я всегда это вижу. Но никогда не показываю, что вижу, чтобы не отличаться от других.
Он хотел сказать, что любит пиво, но почему-то сказал то, что сказал.
Кафе закрывалось, и буфетчица, повесив на входе табличку «Закрыто на обед» и поставив счеты ребром, спорила о чем-то с очередью. Иногда она поглядывала на посетителей, сидевших за столиками, а поскольку счеты стояли на стойке, то на посетителей она поглядывала сквозь костяшки.
Девушка отложила газету, в которую, замерзая от холодного осеннего ветра на улице, косился через стекло витрины мужчина в поношенном костюме, и быстро, но внимательно осмотрела своего собеседника. И, кажется, оставшись довольной после осмотра, спросила:
– Скажите, а вы когда-нибудь были влюблены? безрассудно влюблены!.. но только… не в пиво и не в чаевые.
Она так мило улыбнулась на последней фразе, что на неё нельзя было обидеться и не ответить.
– Да.
– Да? – девушка, кажется, и обрадовалась, и загрустила, и смутилась, и примерила этот ответ на себя, и, не успев подобрать более подходящего вопроса, поинтересовалась: – Как её звали?
– СССР.
Лицо незнакомки ответило удивлением. Он ещё не знал, что она удивилась совершенно по другой причине, нежели он подумал.
– А что вы удивляетесь? Раньше модно было называть такими именами – Октябрина, Индустрия, Вилен, Ким… Даздраперма… Всякими. Даже такими редкими называли, что сейчас и не вспомнишь, не сохранились в истории, потому что люди не оставили след. Такой конструктивизм на уроне имен.
– Редкое имя, – шепотом согласилась девушка.
– Да, редкое.
– И знакомое.
Буфетчица уже стояла возле двери и кричала кому-то через стекло витрины:
– А я вам говорю, закрыто! – кричала так, словно стояла над душой у всех, кто ещё оставался в кафе, особенно над душой той парочки за столиком у витрины, которая о чём-то договаривалась. Чтобы лучше слышать, о чём те договаривались, буфетчица придвинулась ближе.
– Мы можем ещё встретиться? – первой предложила знакомство девушка.
– Конечно, – ответил он и чуть внимательнее посмотрел на свою новую знакомую.
Ему захотелось представить, как она будет выглядеть, когда станет взрослой женщиной. Он отвёл взгляд в сторону, и подумал: «У меня порой не хватает сил, чтобы жить, потому что от меня уходит красота, от меня уходит гармония. От всех нас уходит красота и гармония. Мы её находим или создаем заново, а она опять, словно вода сквозь пальцы, уходит. А сердце каждый раз переживает эти потери словно впервые. Мы учимся жить – от нас уходит жизнь. Мы учимся любить – от нас уходит любовь. Всё уходит. И даже когда, казалось бы, ты всё заключаешь в своих объятиях, тебе вдруг начинает казаться, что не это есть красота, не это есть любовь, не это есть жизнь. Всё подвергается сомнению». Возможно, он об этом подумал, когда шёл домой и закончил свою мысль уже дома, а возможно, мысль пришла к нему уже в конце истории. Он обладал способностью узнавать мысли, которые придут к нему в будущем.
Буфетчица уже почти висела над их столиком. Быстро сунув девушке клочок бумаги, он прошептал:
– Вот мой телефон.
В это момент в дверь застучали. В нее, конечно же, стучали и раньше, но не так сильно.
– И вы мне обязательно расскажете о своей любви! – улыбнулась девушка и, вспорхнув, вмиг оказалась возле двери.
Он проводил ее взглядом. У двери ее встретил полный мужчина. Они сели в машину и уехали. Когда он вернулся взглядом в кафе, здесь уже никого не было. Кроме буфетчицы. Та сидела напротив и, пытаясь достучаться, твердила:
– У меня обед. Каждый день одно и то же, одно и то же. Сидят и сидят! Могу и я поесть когда-нибудь? Денег не платят. Зарплата маленькая. Ещё и рассиживаются как у себя дома. Может, вы и ночевать здесь останетесь?..
Что она говорила дальше, он не слышал, кажется, она говорила ещё.
На следующий день девушка не позвонила.
Его тянуло в кафе и в то же время он чего-то боялся. Чего боялся, он понял, когда зашёл в кафе – он боялся буфетчицы. Буфетчица, конечно же, запомнила его и, конечно же, сложила о нем своё мнение. А он не любил, когда своё мнение о нём складывали люди, которые ему не нравятся. Он не хотел входить в мир этих людей, не хотел путешествовать в их воображении волею их мыслей, так же как не хотел впускать их в свой мир, избегал встреч с ними, даже если люди были с ним незнакомы, а встречи случайны.