Борис Гончаров - Рассуждизмы и пароксизмы. Книга 1

Дежурная поселила меня в палату № 3.

Всего в отделении шесть палат, но до шестой, стало быть, у меня пока дело не дошло. Однако, на следующий день полюбопытствовал. Она оказалась закрыта – то ли резерв на особый случай, то ли нет необходимости.

Как сообщает интернет, отцом ультразвуковой факоэмульсификации считают американца Чарльза Кельмана, опубликовавшего соответствующие разработки в 1967 году. К 1973 году врач помог более чем полутысяче пациентов, отметив резкое снижение числа осложнений по сравнению с обычным хирургическим вмешательством. Сейчас используется не только ультразвук, но и лазер, а также сверхтонкие струи жидкости. Но метод сохранил свою основную идею.

В моём городе достаточно сравнить три клиники (хотя есть и ещё, но по теории вероятностей достаточно трёх): «филиал» филиала центра имени …, соответствующее отделение городской больницы и клинику профессора… Во всех трёх применяется одно и тоже оборудование (США, Германия, Япония) и указанная методика. В первой и третьей – платно и амбулаторно, во второй бесплатно и под наблюдением потом в стационаре.

Что меня изумило в первый же день (и продолжало изумлять почти до потери сознательности во все последующие, вплоть до выписки и после), так это женский контингент, которого было большинство по сравнению с мужским населением отделения. Собственно, не контингент буквально, но их роскошные одежды: все поголовно, из всех палат – на процедуры, в столовую и в другое место, куда «не зарастёт народная тропа», шествовали в домашних цветастых байковых халатах и невинными ночными сорочками под ними (что было явно под распахнутыми полами халатов). Но одна особа фланировала вообще без халата. Т. е. не то, чтобы совсем голая – всю видимую одежду ей заменяла ситцевая ночная сорочка пастельных салатных тонов с мелкими цветочками, державшаяся на покатых плечах и доходившая до прекрасных щиколоток барышни с блаженной улыбкой на лице (почти как рекомендовал тот самый Мюнхгаузен). А впрочем, может теперь такие платья? Это потрясающе. «Прощайте мои бедные глаза, вы никуда не годитесь после такого спектакля» – сказал бы Гоголь и Пушкин добавил: «…воспитаньем, слава богу, у нас немудрено блеснуть».

Да что там Пушкин – случайно увидел и услышал в другом месте (не в больнице), как некая дама, направляясь с сумкой в магазин за продуктами, похвасталась встречной знакомой: – А я сегодня в новом халате…

Но была замечена мною в отделении одна – в бриджах и топе. Симпатичная (думал уже приударить, да она оказалась брюнеткой с "каре").

Всё другое было по больничному обычно, в т. ч. и питание. Правда, отличился седоватый щупленький мужичёк небольшого роста, претендовавший на первенство. Но когда ему на очередной процедуре предложил пройти вперёд, он угомонился и в дальнейшем не суетился.

В печали лёжа на клеёнчатом матрасе больничной кровати (один) в ожидании операции, мечтал о светлом будущем и не менее счастливом прошлом, повторяя брюсовское: «единое счастье – работа».

Счастлив ли? В разное время на этот вопрос отвечал по-разному, но всегда – отрицательно.

(М. М. Жванецкий).

В палате нас – оперируемых было пятеро. Один из моих сожителей уходил до операции и после в другой стационар по основной своей болезни (что-то желудочное, кажется).

В один из дней к нам забрёл капитан Копейкин. Почему он выбрал для своего выступления именно третью палату – неизвестно – не буду строить конспирологические версии – принял, как данность.

В палату – послушать капитана – набилась масса народу: все мои сожители, даже уходящий на стационар задержался (впрочем, может быть, это такая совпадения)