Мимо хутора Эрне проходила дорога, идущая от Уппсалы на север. Сразу за Эрне она раздваивалась. Одна из дорог вела в Свисту, усадьбу Бальдра, а другая в Форки – загородную резиденцию Ивара. По мощи ограждающих их стен они больше напоминали крепости. Между собой усадьбы разделял небольшой лес, через который текла неглубокая речка. Будучи личным гостем конунга, Хельги с сестрой и братом поселился у Ивара. Впрочем, места здесь хватило бы и для нескольких сотен гостей. Но Ивар не любил, когда на отдыхе перед ним мельтешили чужие люди. Сольвейг тоже хотела жить рядом с подругой, вернее, с Хрёреком. Но дядя настоял, чтобы хотя бы первую неделю она провела в его доме.
После празднования у Золотого храма конунг пригласил своих приближенных к себе на ужин. Поэтому в этот день желаниям дяди не суждено было сбыться. Ода с Сольвейг ехали в двуколке, а Хельги и Хрёрек сопровождали их по обе стороны верхом на лошадях. Вальдир в это время упражнялся в верховой езде на лошади, гоняя её вокруг лесочка, который, как было уже сказано, разделял две усадьбы первых лиц государства.
Узнав в проскакавшем навстречу всаднике берсерка, Хельги воскликнул:
– Опять эти кожаные штаны! Что-то слишком часто сегодня они у нас на пути попадаются!
Перед ужином все разошлись по своим комнатам. Приведя себя в порядок, Адель пришла в спальню подруги. Но её там не оказалось. Девушка отправилась искать Сольвейг в сад, где стояла небольшая, закрытая густым тёрном терраса. Но и здесь её не было.
– Ищешь подружку? – улыбающийся Хельги уже был тут как тут.
– Твоё какое дело? – Ода уже не скрывала от навязчивого ухажёра своего раздражения.
– У, как мы не учтивы. Как мы грубы. А пора бы уже искать не подругу, а друга. Не так ли?
– Тебя, что ли?
– Чем я плох? Подруга – это же не навсегда, а только лишь до свадьбы. А друга можно выбрать на всю жизнь.
– С Сольвейг у меня дружба навсегда. А с тобой её не будет. Даже не надейся.
– Сольвейг? Боюсь, что она уже упорхнула от тебя.
– Откуда такие страхи?
– Наступает пора, когда девушки предпочитают всем своим подругам одного мужчину.
Ода промолчала, понимая его намёки.
– Да, да! С Сольвейг это уже случилось. Я видел, как в сторону пруда выпорхнули два голубка. Наверное, они где-нибудь уже воркуют.
На Оду впервые в жизни обрушился приступ ревности, и она захотела побежать и проверить слова Хельги. Но ярл поймал её за руку и прижал к себе:
– Как ты благоухаешь юностью, – он потянул своё лицо к её лицу.
Ода попыталась вырваться, но ярл сдавил её в своих объятиях ещё крепче. Она уперлась руками в его грудь, отклонив от него голову, как можно дальше:
– Отпусти сейчас же, – жёстко и серьёзно проговорила девушка каждое своё слово.
– А если не отпущу? Что ты сделаешь? – он резко схватил её за запястья, потянув руки вниз. При этом прильнул к ней как можно ближе и попытался поцеловать. Вытянув шею, Ода отклонилась от его лица как можно дальше. Тогда ярл, схватив её за затылок, притянул голову девушки к своему лицу.
Ей было мерзко и противно. Он был явно сильнее. И Оде не оставалось другого выхода, как укусить его за губу.
Хельги тут же разжал хватку и отпустил её, зажав окровавленную губу рукой:
– Ах ты дрянь! Впрочем, – он лизнул кровь языком, – ты даже этой своей строптивостью меня заводишь. Но у меня ещё не было лошадки, которую бы я не смог объездить.
Он сделал шаг, чтобы повторить попытку, но в этот момент у входа в террасу появился Ивар:
– А, это вы здесь. Я вижу, что у вас намечается взаимопонимание, – конунг улыбнулся.
Воспользовавшись приходом отца, Ода юркнула мимо мужчин и побежала в сторону пруда.
Хельги не пошёл за ней. Он давно хотел поговорить с конунгом наедине:
– Ивар, мы давно друг друга знаем. Мой меч не единожды звенел рядом с твоим.
Ивар покачал головой в знак согласия. Он понимал к чему этот разговор. Ярл продолжил:
– Я всегда выполнял все твои поручения, хоть в битве, хоть…, – он запнулся на мгновение, пытаясь подобрать слова, – хоть при других обстоятельствах.
Ивару очень не понравились его намёки. Но, ни один мускул на мужественном лице конунга не выдал этого недовольства.
– Ты потерял последнего сына. Я хочу стать тебе вместо него. Поэтому прошу руки твоей дочери.
Ивар помолчал, глядя в лицо Хельги, словно испытывая его на твёрдость намерений, и спросил:
– Она согласна?
– Да! То есть, пока нет. Но это не главное? Ведь так? Как скажет конунг, так и будет. Всё в твоих руках.
Ивар усмехнулся:
– Я для неё не конунг. Я для неё отец. И она моя единственная дочь. Единственная. Ты понимаешь это?
– Тебе не нравится такой зять, как я?
– Почему? Нравится. Но я хочу, чтобы мой зять нравился и ей.
– Выдай её за меня, и будет счастлива она.
Ивар качнул головой:
– Знаешь, Хельги! Я благословлю этот брак только после того, как ты получишь согласие Адель.
Ярл попытался сказать ещё что-то, но конунг приложил свою руку к его губам и добавил:
– По древним обычаям нашего народа дочь конунга может отказать трём первым претендентам. И только после этого воля отца станет основой для выбора её будущего мужа.
– Но…
Ивар вновь приложил пальцы к его губам:
– Я не собираюсь нарушать завещанную моими предками традицию. Я всё сказал.
И он ушёл, оставив явно разочарованного ярла на террасе.
Ода не успела добежать до пруда, когда навстречу ей вышли Сольвейг и Хрёрек. Они о чем-то, улыбаясь, щебетали.
Увидев подругу, Сольвейг весело подбежала к ней, позабыв все распри, и взяла её за руку:
– Адель, я так счастлива!
– Ещё бы!
Сольвейг взглянула на суровое лицо Оды:
– Что случилось? Я никогда не видела тебя такой сердитой. С такой гримасой ты так похожа на своего отца!
Сольвейг залилась искренним, счастливым звонким смехом, оглянувшись на Хрёрека.
Ода мрачно убрала руку подруги от своей руки и жёстко сказала:
– Я дочь конунга, а ты моя служанка. Почему я должна бегать за тобой по всему саду?
Налёт счастья мгновенно слетел с лица Сольвейг, она грустно посмотрела в глаза Оды:
– Ты это серьёзно говоришь?
– Более чем. Ты будешь наказана. Марш в свою комнату!
Слёзы брызнули из глаз влюблённой девушки ручьём и она, рыдая, убежала в дом.
Ода резко сменила тональность голоса с грубой на нежную:
– Хрёрек…
– Извини, Ода. Мне надо проверить амуницию. Ведь я завтра выступаю.
И он удалился.
На ужин Сольвейг не вышла, запёршись в своей комнате. Ода не извинилась перед ней. Да и не собиралась этого делать. Устраивать дальнейшие разборки у неё тоже не было настроения. С грустной гримасой на лице дочь конунга вошла в зал с деревянными колонами, посреди которого громоздился огромный стол, но увидев, что её уже поджидает Хельги, развернулась и тотчас ушла спать.
