Солнце медленно опускалось, пытаясь коснуться края горизонта. В брызгах отражающихся бликов казалось, что оно купается в море, нежится в теплой воде. Вот оно украдкой коснулось самого краешка, и, видимо оставшись довольным теплотой воды, незамедлительно продолжило опускать все свое тело. Невесть откуда взявшиеся чайки радостно кружили и подсматривали за этим спектаклем, что с неизменным успехом идет вот уже с пару-другую тысяч миллионов лет. Его первым зрителями был, наверно, Бог, купивший единственный билет на первый воскресный показ. Затем кто только не приходил посмотреть на это торжество красок и форм. Конечно, таким зрителям, как какие-нибудь сине-зеленые водоросли, хоть и с партера, но видно было не очень хорошо, но вот наилучший вид без сомнения достался Эль, которая стояла на смотровой площадке великолепного дома, и как завороженная смотрела на солнечный закат.
Руки ее в этот момент соприкасались с теплым деревянным парапетом круглого балкона, расположенного на самой крыше дома и этим напоминавшим ей смотровую площадку на старинном парусном судне. Но вместо корабля под ее ногами подобно необыкновенно длинному шлейфу платья простирался дом, переходящий в одинокий утес, о который разбивались волны. Хотя, чем это не корабль? Также плывет по бескрайнему океану. Только что нет качки, да домик уж больно игрушечный – словно специально для Барби строили. Со стеклянными дверцами и прекрасными зеркалами, в которых она каждый раз отражалась. И всякий раз наслаждалась красотою и совершенством собственного тела.
Возможно, сейчас Эль представляла себя на чудесной бригантине с белоснежными парусами, глядя на эту всегда одинаковую, но при этом всегда такую разную картину купания красного светила, а может, просто стояла и наслаждалась пением чаек, но на лице ее растекшееся блаженство надежной маской скрывало все мысли. Совсем легкий ветер осторожно, боясь нарушить прекрасный момент, ласкал кудрявые волосы Эль цвета парижского каштана, но иногда его игривая натура перевешивала, и он забавлялся тем, что щекотал лицо Эль прядью ее же волос. Она, подчиняясь правилам этой ветреной игры, вынуждена была иногда поправлять прическу.
Все было так неестественно прекрасно, как может быть только перед концом света, не иначе. Может такое сравнение покажется чересчур мрачным, но именно оно подходило лучше всего, чтобы описать состояние Эль. Так может наслаждаться солнцем только осужденный на смертную казнь узник, который знает цену этим минутам сосредоточенного расслабления. Наверно, это состояние должно быть знакомо уставшему от безысходности Робинзону Крузо. А теперь вместе с ними в одной компании Эль.
Голова Эль вмещала огромное количество информации. Она помнила что подарили Иисусу три волхва, кто были шесть жен Генриха VIII, какие бывают классические архитектурные ордера, каковы семь категорий таксономии, что были за «державы оси «второй мировой войны» и еще столько всего, что можно было бы составить подробный список на папирусе, которым потом вполне можно будет обернуть Землю. Вот только она не знала одного. Всего одной малости, но именно из-за этой малости, из-за этой пустой строчки в этом бесконечном папирусе ее знаний, в самом ее сердце поселилась кромешечная Жуть, разъедающая все нутро ее и переплавляющая на маленькие страхи и ужасы. Этот маленький пробел состоял в том, что она совершенно не имела понятия, кто она такая. И как, черт возьми, она попала в этот дом, стоящий на одиноком малюсеньком острове посреди бескрайнего моря.
Она уже сотню раз пролезла в каждую щель дома, изучила каждую пядь этого острова, который похож больше на одинокую скалу, но не нашла никакого малейшего намека. Все возможные варианты уже отпали сами собой, не выдержав критики со стороны ее величества элементарной логики. Самая правдоподобная версия – лидер этой, наверно, двадцатки или двадцать пятки, – что она попросту умерла, тоже оказалась проштампована печатью с надписью «Бред». Так не умирают! Она все осознавала, все могла потрогать, все чувствовала как и прежде. Никаких полетов души, сияний, ничего такого, что она слышала, могло сопровождать загробное существование. Все было подчеркнуто естественно. Даже слишком. Странным было только одно – что это все просто было. Что это вообще все как-то произошло.
И вот, ее ум, подняв безнадежно руки вверх, опустил их и сдался на милость неизвестному победителю. И Эль просто стояла и смотрела на заходящее солнце, и впервые за все это странное время голова ее была совершенно пуста. И нечего в этом нет удивительного, разве возможно без перерыва пытаться решать такую задачу повышенной сложности вот уже столько дней. А интересно, сколько? Да, сколько же раз солнце отправлялось погостить на противоположную сторону Земли, и тихо начинался необыкновенный концерт, который давали на небе звезды? Десять? Сто? Тысячу? Ответа нет.
И опять злая мысль пребольно кольнула грудную клетку – стальную решетку, в котором замуровано нежное сердце. А может, так больно ударился о пределы собственной возможности ее ум, тщетно пытаясь найти ответ? И, как назло, вокруг – необычайная красота. Ведь самая пленительная красота может в самом прямом смысле свести с ума, Эль это отчетливо поняла. Она чувствовала, что уже не может так дальше. Она медленно повернулась в противоположную сторону от солнца, заставив все море и облака кружиться вкруг нее. Затем, повернувшись опять к солнцу, сделала еще один поворот. Черный кружок от еще яркого солнца в ее глазах кружился вместе с ней.
Вдруг, что-то совсем незаметное, но необратимо однозначное мелькнуло в ее голове. Что-то показалось ей, но тут же, боясь быть опознанным, немедленно ускользнуло опять. Она судорожно стала вглядываться в безбрежное море, стараясь успеть, ухватить ускользающую невидимую нить. Она все крутилась на одном месте, пока не остановилась, уставившись в одну точку. Ей казалось, что как ни глупо это предположение, оно не менее абсурдно всех предыдущих догадок и стоит того, чтобы его проверить.
Дождавшись, когда на фоне мелких, сливающихся друг с другом волн появится одна четко различимая волна, Эль резко развернулась. ТА ЖЕ САМАЯ ВОЛНА, только что, начав свое прекрасное излияние на противоположной стороне, ни кого не стесняясь, заканчивала его перед ее глазами уже на этой.
