«Воображение правит миром…»
Моя любимая цитата Наполеона. Как мог человек, которого многие считают тираном и деспотом, сказать такое? А вот сказал. Причем совершенно искренне. Потому что он так и думал. Потому что многого добился благодаря воображению. Разница между обычными людьми и гениями в том и состоит, что последние способны превратить мечту в реальность.
Он мог. Он делал. Среди всех великих Наполеон – самый отчаянный фантазер. Он почти «правил миром», не в последнюю очередь – с помощью воображения.
Теперь самим Наполеоном «управляют» другие. Политики – по необходимости. Историки – профессионально. Они, историки, считают, что монополия на «правду о Наполеоне» теперь у них. Заблуждаются, как обычно. Вымысел зачастую бывает интереснее теоретических рассуждений, пусть и основанных на «многочисленных источниках».
…В своей книге о Наполеоне я хотел написать отдельную часть об образе императора в литературе, кино, живописи… Последнюю часть. Но когда закончил эпилог, поставил точку, сразу понял: не клеится. Это история без продолжения. Его собственная история. Почти все остальное было уже потом. Я ведь не только историк, но и немного писатель. Я знаю, как убивается драматизм.
Отказываться от самой идеи не хотелось категорически, да и материала накопилось много. Не пропадать же добру! И злу, конечно, тоже.
В общем, я решил написать новую книгу. О том Наполеоне, который создан воображением известных писателей и неизвестными авторами анекдотов. О «кинонаполеониаде». О художниках, которые видели императора, и тех, кто его никогда не видел, но все равно рисовал. Словом, об образе Наполеона.
Тема неисчерпаемая. Наполеону посвящены сотни фильмов, тысячи книг, а уж картин… Что выбрать? Кого?
…Лев Толстой не любил Наполеона и не скрывал своих чувств. Философ и писатель Шатобриан восхищался императором, но прятал свое истинное отношение к нему.
А вы знали о том, что отцы Александра Дюма и Виктора Гюго – генералы наполеоновской армии? Это что-то значит? Конечно. Для Дюма – больше, для Гюго – меньше. Только Гюго написал о Наполеоне больше, чем Дюма.
Вот мы и начинаем потихоньку чувствовать разницу. Образ Наполеона, созданный художниками в широком смысле слова… За каждым образом – личная история. Судьба, страна, время… Случай, наконец. Только Наполеон – один на всех.
Я как-то задался целью понять, есть ли какие-то закономерности в явлении, которое называется интерес к Наполеону? Проще всего сказать – интерес непреходящий, что в целом будет справедливым утверждением. Но должны же быть взлеты и падения? Некая «кривая»?
Да, первая половина XIX века, когда память о Наполеоне была совсем свежей, стоит особняком. Что дальше? О нем вспоминают в связи с мировыми войнами, что выглядит вполне логичным? Да, так и есть.
А может, император становится особенно востребованным в период политических кризисов? Тоже правда.
Только как тогда объяснить тот факт, что наибольшее количество фильмов о Наполеоне в последнее время появилось в самом начале XXI века? Когда не происходило ровным счетом ничего «судьбоносного».
Знаете что? Плохо работают «закономерности», когда мы говорим о Наполеоне. Такой уж он человек. Всегда затрудняет задачу. Но в чем-то и облегчает. Можно выбирать.
Рассказать обо всех писателях или художниках просто невозможно, да и вряд ли нужно. Эта книга – не энциклопедия. Когда я писал о Наполеоне, то честно предупреждал читателей, что представляю им своего Наполеона.
С образом Наполеона поступлю точно так же. Выбирал я, конечно, не только то, что интересно лично мне. Я хотел создать «образ образа». Я буду пристрастен, поскольку у меня уже есть свой Наполеон. И я попытаюсь понять Толстого и объясню, почему, например, Раймон Пеллегрен в роли императора мне нравится больше, чем Марлон Брандо.
«Воображение правит миром…» Он так сказал. Не знаю, понравилась ли бы ему книга про «Наполеонов, созданных воображением». Однако – вот она.
