НЕСКОЛЬКО СЛОВ К ЧИТАТЕЛЯМ
Зачем и кому нужны такие тома? Понятно, что они тешат самолюбие автора. А вот читателям, которые должны будут заплатить деньги за них? Да даже и тем, кто получит каким-либо способом бесплатно?
Несколько раз на протяжении двухтомника приходилось комментировать слова В.В. Розанова: «Я – бездарен; да тема-то моя талантливая». В данном случае вместо «темы» надо подставить слово «материал».
Так получилось, что в связи с разными переменами последнего десятилетия мне приходилось печататься по большей части в труднодостижимых изданиях по всему миру: в Италии, Франции, США, Канаде, Австрии, Германии, Нидерландах, Армении, Эстонии, даже в ЮАР, даже на Украине. Но и то, что было напечатано в России, часто оказывалось недоступным или почти недоступным. А среди напечатанного – стихи, проза, письма тех авторов, которые приносили и приносят славу русской литературе. Среди персонажей этой книги Лев Толстой и Иван Бунин, Валерий Брюсов и Вячеслав Иванов, Зинаида Гиппиус и Федор Сологуб, Михаил Кузмин и Борис Пастернак, Алексей Крученых и Андрей Вознесенский, не говоря уже о менее знаменитых.
Но есть у этих двух томов, как я надеюсь, и другая сторона. Примерно 50 лет назад, когда я понял, что пушкинистом стать мне не по силам, и переключился на литературу более позднего времени, была иллюзия легкости этой специализации. Конечно, отвратительные советские конструкции многое загромождали, но жила надежда дойти до того времени, когда воссоединится насильственно разрубленная литература, издания из Парижа, Мюнхена, Вашингтона станут доступны, и вот тогда-то можно будет по-настоящему свободно писать о видных уже сейчас проблемах. Но как печально шутил Ильф: «Вот радио есть, а счастья нет». Выяснилось, что все не так просто. У нас до сих пор нет достойных собраний сочинений Блока, Брюсова, Мережковского, Сологуба, Бальмонта, Вяч. Иванова, Гумилева, Ахматовой, Ходасевича, Кузмина, Маяковского, даже Горький не закончен. А за этим маячит и другая задача: создать систему литературных хроник всякого рода и летописей жизни и творчества самых разных писателей, чтобы они давали нам панораму событий с точностью не до года, как мы привыкли, а до дней, иногда до часов.
Читатели моей книги столкнутся с тем, что в ряде случаев приходится признаваться, что ничего не знаешь о судьбе своего персонажа, чем-то очень характерного, или знаешь слишком мало, или знаешь с провалами. Но вместе с тем понимаешь, что дело не безнадежно. Первое издание «Трудов и дней Пушкина», составленное Н.О. Лернером, было несравненно выше всех предшествующих попыток; но через 7 лет он выпустил второе, фактически сделавшее первое ненужным. А доведи работу над третьим до конца, и второе было бы отменено. Лакуны заполняются: отыскиваются новые факты, по-иному, точнее читаются известные документы, интерпретаторы становятся все исхищреннее. Конечно, помогает интернет – но далеко не только он. Не случайно в заглавии двухтомника стоит слово «разыскания». Я и, разумеется, не только я, ищем то, что скрыто временем, обманчивой традицией, опасениями разного толка. Отыскиваются забытые бумаги, строчки газетной хроники, на которые прежде не обращали внимания, скучные официальные документы, да хоть счета из прачечной. Найденное сплетается в причудливую корневую систему, из которой прорастают новые представления о литературных отношениях. В моем представлении только так можно понять суть литературы, далеко не исчерпывающуюся давно известным.
Приращение нашего знания достигается и новыми фактами, и новыми прочтениями, и новыми концепциями, если только они не сводятся (если продолжить метафору) к превращению живого ветвящегося дерева в кучку иссохшего хвороста. Хочется надеяться, что совместные прогулки по зеленеющему, цветущему, плодоносящему саду русской литературы не будут скучными и бесполезными.
ОГНЕННЫЙ АНГЕЛ И ПОСЛЕДНИЙ СПУТНИК
Сергея Ауслендера нельзя отнести к категории совсем забытых писателей, хотя переиздание его «взрослой» прозы1 сенсацией не стало, и количество научных работ о нем невелико2, причем в последнее время они более всего посвящены его творчеству сибирского периода. Едва ли не единственной концептуальной работой, помимо предисловия А.М. Грачевой к названному выше изданию, остается и по сей день статья З.Г. Минц «К изучению периода ”кризиса символизма” (1907–1910)»3, где раннее творчество Ауслендера вписано в контекст зарождения постсимволизма. Однако, как нам представляется, его произведения заслуживают и специального изучения, дающего возможность несколько иначе оценить и перспективу, в которой они должны восприниматься.
Но сначала – несколько слов об авторе и его сочинениях, поскольку, видимо, далеко не всем читателям он в достаточной мере знаком.
Сергей Абрамович Ауслендер родился в 1886 году, то есть принадлежал к поколению Гумилева и Ходасевича, был их точным ровесником. Однако чаще всего он определялся как автор круга Михаила Кузмина, что в первую очередь было вызвано родственными связями: он был старшим сыном сестры Кузмина. Впрочем, дядя и племянник входили в литературу почти одновременно: первая публикация Кузмина состоялась в сборнике, на титульном листе которого стоял 1905 год, тогда же стал печататься в мелких студенческих и школьных журналах и Ауслендер. В 1906 году оба они дебютировали в «Весах», а в 1908 вышла первая книга стихов Кузмина «Сети» и первая книга рассказов Ауслендера «Золотые яблоки». В 1912 году у него появляется сборник «Рассказы. Книга II», в 1913 – тот роман, о котором у нас далее пойдет речь, в 1916 книга рассказов «Сердце воина». Однако литературная репутация Ауслендера была далеко не столь высокой, как у его дяди. Серьезные издания печатали его произведения несравненно реже, реже появлялись и книги, а рецензии были сдержанными, если не вовсе отрицательными. И хотя он был автором «Весов» и «Золотого руна», входил в молодую редакцию «Аполлона», был его обозревателем (преимущественно театральным), постоянным сотрудником почтенной газеты «Речь», популярным драматургом, – все же прославиться ему явно не удалось.
После октябрьской революции он перебирается сначала в Москву, а потом дальше на восток – в Екатеринбург и в Омск, где становится военным корреспондентом, близким к адмиралу Колчаку. В местных газетах он печатает многочисленные статьи и роман «Видения жизни», по всей видимости, не оконченный. После отступления белой армии он остается около Омска, какое-то время живет без документов (очевидно, пытаясь избежать преследований), работает воспитателем в детском доме в сибирской деревне и только в 1922 году, поверив в нэп, возвращается в Москву. Тут он довольно активно печатал прозу, преимущественно для детей и юношества, и работал в Театре юного зрителя, стал даже почетным пионером. В 1937 году был арестован и тогда же расстрелян, хотя долгие годы датой смерти значился 1943, как стояло в справке, выданной родственникам.